Жизнеописание это я, Сварог, решил перевести на белорусскую мову. Потому что написано оно было по-русски. Сережа же мовы почти не знал, так, учился помаленьку. Разговаривал смешно, с ошибками. И все же брат Сережа заслуживает того, чтобы занять достойное место в мове и вечности. С текстом этим немного поработал редактор, потому что я не стилист, я – солдат. Редактор, как он мне сказал, исправил «время глаголов», потому что дневник был написан не в прошлом времени, а литература почему-то требует, чтобы писалось «в прошлом времени» — я в этом ничего не соображаю. Я вам бы лучше про сборку и разборку калаша рассказал бы.
Что касается наших поисков, то книга Дубовки исчезла навсегда в надежных, защищенных турелями и броней, хранилищах Госнаркоконтроля. Догадаться, что Сережа держал ее в рюкзаке, нам помогло предложение из последнего написанного им абзаца: «В отчаянии я расстегнул застежку-молнию и достал из моего надежного тайника книгу». Он был хорошим человеком с невинным лицом, поэтому мог спокойно носить с собой хоть двадцать килограммов урана – никто никогда бы не подумал, что такой парень может быть замешан в криминале и контрабанде. Он был хороший человек, Сережа. Действительно хороший. Но то, что он там написал обо мне, я частично исправил, дополнив другими прилагательными. Потому что я у него получился, не знаю, какой-то… Сентиментальный, что ли. Я не такой по жизни. Я крутой и брутальный, как зубр или медведь. А так пацаны засмеяли бы. Ну, вы видели текст. Хотя, откуда вы видели, вы же читаете уже исправленную версию.
Мое понимание вечности Сережа при пересказе вывернул наизнанку, но эти фрагменты я не трогал, просто переводил. Пускай для истории останется так. Мое останется со мной.
К сожалению, Сережа не оставил детального описания своих отношений с клиентами, которым продавал мову. И поэтому понять, кто точно его убил, сложно. Результаты внутреннего расследования дела об убийстве Следственный комитет почему-то засекретил. Что, кстати, странно, но вокруг вообще происходит очень много странного. Наши хакеры к тайне этого убийства не пробились. Но мы как-то все вместе, одновременно, подумали на одного жирного оплывшего типа, которого показали по телевидению. Он участвовал в «следственном эксперименте», рассекал по квартире убитого, поблескивал маленькими наглыми глазенками и ухмылялся. Я в том смысле, что подозреваемых было много. И в «Криминальной хронике» на YouTube показали три или четыре следственных эксперимента с несколькими потенциальными убийцами. Но подумали мы именно на этого. Слишком, козлина, в себе был уверен – скорее всего, получил благодарность и крышу от наших врагов за то, что на книгу помог выйти.
Противная рожа, кожа цвета хлебного мякиша, губы жирные. И еще на морде выражение такое, будто все на свете – говно, а он – роза среди навоза. При этом весит, наверное, килограмм сто двадцать. И что интересно, мудило этот с хорошим образованием. Странно, что сторчался до полной утраты человеческого облика. Мы сначала думали его грохнуть – просто для профилактики, узнали даже, что живет на площади Мертвых, даже уже исполнителя вызвали, но потом завертелись как-то, дел других много, как-то не до него. Но я считаю, было бы правильно такого мочкануть, даже если он и не виноват в Сережиной смерти – просто за мерзкую заточку на хлебальнике.
Кстати, на этого жирного урода, кажется, подумала вся Беларусь. Вообще люди же всегда все понимают, не надо их быдлом считать.
На похоронах Моя Любимая очень плакала. Я понимаю, почему – те три варианта слова, которые нашел Сережа, он забрал с собой на тот свет. Никто и никогда больше не узнает о том самом особом обозначении чувств мужчины к женщине, кроме «кахання» и «любові». А может, и не нужно это – мне достаточно «кахання». И Мастеру благовоний – тоже. Вот бы еще вторую Элоизу, чтобы этот желтокожий у меня под ногами не путался. Балетмейстер, кстати, пришел на Сережины похороны. Хотя по жизни терпеть Сережу не мог и даже хотел сам его придушить, когда он то слово вспомнит. А я с самого начала не мог такой кровожадности понять. Ну задохлик — он и есть задохлик. Женщинам нравятся сильные, жилистые мужчины. Богатыри. Медведи. Зубры. Самцы, от которых будет хорошее и здоровое потомство. Моя Любимая все еще колеблется, все еще отклоняет мое предложение – она же католичка, ей нужны все эти ангельские атрибутики – брак, венчание, без этого – никуда, потому что «грех», «позор». Даже целовать себя не дает.
Она и Сережей заинтересовалась, когда тот отказался от hot pot, который Балетмейстер ему предложил. Сказала, нашелся, наконец, человек, который не членом думает, как вы, козлы старые. С сердцем человек. Но я нет, я не ревновал к нему. И не надо думать, что на операцию этого молокососа пригласил, чтобы он не остался с Ней, если меня убьют. Я хотел ему честь оказать. Плохо, что он сомневался – это не очень положительно его характеризует.
Но вот, кажется, все. Так оканчивается история хорошего человека Сережи, слабого телом, но сильного сердцем. Так заканчивается и моя работа над переводом, на которую я со стенографисткой Олечкой выкинул почти три дня. Завтра мы в составе трех групп направимся к телевизионному зданию на Коммунистической, захватим аппаратную прямого эфира, включимся в вещание и сделаем так, что на мове снова будет разговаривать вся страна. Мы объясним, что мова наша, святая и вечная, — не наркотик, а сокровище души народной, которая объединяет людей. После этого люди начнут искать новых знаний о мове, учиться ей, темные времена отступят, и начнется эра благоденствия и ясности, когда говно, наконец, будет называть говном, а героям поставят памятники на улицах, которые когда-то носили имена палачей.
Я, Сварог, 紅棍, Красный столб триады «Светлый путь», в это верю. Я – за это.
Господь правый, Господь милосердный, смилуйся надо мной, потому что виноват я.
Моя роль в этой операции состояла в том, чтобы дублировать основного подрывника. В случае его выбытия из-за ранения или смерти, я должен был взять пакет с тринитрофеноловой взрывчаткой, установить ее в подземном шурфе, который ведет к запасной аппаратной прямого эфира, и обеспечить подрыв, чтобы после начала нашего вещания никто не мог его прервать.
Я – сорок девять в триаде «Светлый путь», мое имя — Деготь, позывной – «двести сорок три» на четвертом канале. Я расскажу вам, как мы брали телевидение, потому что вас обманывают, вас обманывают, и я больше не могу слушать, как вас обманывают. Во-первых, никакие мы не террористы. Наша боевая группа была сформирована из числа бойцов БВС, руководил ей Сварог, Красный столб «Светлого пути». Сейчас, после того, как все закончилось, я могу называть имена. Имена героев. Боже правый, виноват я.
Перед нами стояла задача — проникнуть в здание телевидения на улице Красная, вклиниться в вещание с заранее подготовленной программой, которая должна была рассказать людям, что мова – не наркотик, а наше культурное наследие, которое необходимо беречь.
Цель операции – возврат мовы в активный коммуникационный оборот. А никак не призыв к потреблению наркотиков, как вам говорят сейчас.
Мы двигались на двух бронированных черных микроавтобусах «Сэн Ян». Нас было восемнадцать человек – два взвода обеспечения и взвод специалистов: хакер, сапер, санитар с прикрытием. По достижении пункта развертывания (улица Коммунистическая), мы вставили рожки в автоматическое оружие и дали команду шоферам свернуть непосредственно к зданию телевидения. У нас были подробные планы, и мы даже приобрели 3D-модель студий и аппаратных и три дня тренировались с ее помощью. Рог ожидал, что непосредственное вхождение в бой начнется уже на этой стадии. Он считал, что среди нас есть крот, который сольет информацию о подготовке такой масштабной операции. И нас обязательно будет ждать спецназ МВД «Альфа». Для введения противника в заблуждение, мы были одеты в форму, точно копирующую форму спецназа МВД «Альфа». Их одежда все равно шьется в чайна-тауне по специальным оборонным заказам. Нам было несложно найти восемнадцать комплектов, поскольку мы контролируем всю промышленность в этом квартале.