В принципе, наша миссия была выполнена. Нам осталось только достойно погибнуть. Потому что на EZ, пункт эвакуации, вела дверь черного выхода от того самого сквозного коридора, который сейчас находился под контролем «Алмаза». Если бы пулемет продержался на три минуты дольше, мы бы под его прикрытием попробовали уйти, хотя шансы, конечно, были мизерными. Никто не шел сюда в надежде остаться в живых.
Мне было немного тоскливо, что жизнь заканчивается. Потому что мне только двадцать четыре, я не много чего видел, кроме тренировок и оружия. Но мы сделали достойное, богоугодное дело, с нами – наши мертвые предки. Двери вылетели, и сразу огонь пошел по нескольким векторам. Через секунду или две я полностью потерял понимание того, кто где находится. Полумрак и сполохи выстрелов. Оглушило, потому что работали в закрытом помещении, фактически – в бетонном мешке. Цоканье рикошетов было чуть ли не громче, чем выстрелы. Нет, не в том дело, что громко – просто звук неприятный, как от миномета, резко бьет по ушам. Да и потом: намечаешь вектор, «чистишь» его и видишь, как молнии летят от пуль по стенам – куда они попадут после того, как отскочат от бетона? Не в твоих ли товарищей?
А эти еще бросили дымовую шашку – совсем хорошо стало. Вы в форме «Алмаза», они в форме «Алмаза», темно, дым, все стреляют. Моя позиция находилась за бетонной тумбой-распоркой, вектор – одиннадцать часов – два часа[44]. Стрелял в тех, кто находился ближе к двери, потому что наш периметр имел форму каре с нижней точкой как раз напротив входа. Кроме того, отвечал тем, кто целенаправленно отрабатывал мою позицию: если стреляет в меня – враг. Но через десять секунд они и мы полностью запутались и просто уничтожали свои боезапасы. Я работал спокойно, когда понял, что тумбы уже нет, ее раскрошило пулями, как трухлявое бревно. — Меняю позицию, — сообщил я по рации, которой все равно никто не слышал в этом грохоте.
Я наметил железную мачту освещения в четырех метрах на девять часов и успел сделать шаг в эту сторону. Моя ошибка была в том, что я бежал прямо – думал, быстрее проскользну. А в этой беспорядочной стрельбе и рикошетах проскользнуть было невозможно. Поэтому меня зацепило, бросило на пол так, что я шмякнулся затылком о бетон. В глазах потемнело, и перед окончательной отключкой я успел увидеть, как наш огонь, огонь нашей группы, которая держала оборону у стены, начинает перемещаться к выходу – а значит, Рог все же пытается вывести людей. Хорошо. Они, может, останутся в живых. Я умер счастливым.
Пришел в себя я через какое-то время, какое – точно сказать не могу. Рядом, за стеной, еще шла стрельба, я слышал так, будто уши мои были заложены ватой. Я осторожно привстал, ощупал все тело. Ноги-руки двигались, но в голове гудело, шея и спина были в крови. На затылке нащупал огромную шишку. Сделал шаг и вдруг снова чуть не завалился назад. Весь пол был в отработанных гильзах от автоматического оружия. Что не удивительно, потому что только я за время боя опустошил два рожка. Гильзы катались под ногами, очень легко было поскользнуться. Меня не ранили – просто подошва берцев резко уехала вперед, попав на гильзу. Я все не мог найти свой короткоствольный калаш. Похоже, что после того, как меня вырубило, кто-то из сторон применил наступательную гранату, взрывная волна разбросала все по полу.
Я увидел много странных кулей одежды на полу. Их было около тридцати, а может, и больше. Ребята почему-то поснимали с себя все, что на них было. На полу валялись кучи голубого камуфляжа. Интересно, в чем они отходили? В трусах, что ли? Я, качаясь, подошел к одной из таких куч и вдруг понял, что это Сережа Цмок, наш второй хакер. Он лежат, а от лица была у него только половина – через дыру в черепе ощерились верхние зубы. Я не сразу понял, что все – двухсотые, просто никогда столько двухсотых не видел. Рядом с Сережкой лежал, поджав колени, Сергей Писецкий. Умер он кинематографично – пуля попала ему прямо в лоб. Рот у него был раскрыт, будто он не мог поверить в то, что его, такую звезду, все-таки завалили. — Давай, давай, дожимай их! – работала рация на одном из не наших мертвецов. — Три два восемь погиб, два два шесть ранен. Принимаю командование, – через помехи неслось из рации Цмока. — Четыре огневые точки, на двенадцать и четыре. Разрешите осколочную! — Осколочную не разрешаю – наших посечешь! — Четыре восемь, отходим за угол, отходим. Два два шесть тяните за собой, тяните, еб твою! – и другой голос. — Четыре восемь потерян. Принимаю командование. — Давай, чисти их, чисти! — Павленков, они отступают к задней двери, готовь бойцов на фланговый удар.
Из этих путаных переговоров двух вражеских раций я понял картину боя, будто наблюдал ее своими глазами. Они отступают, но несут тяжелые потери, и сейчас их встретят со спины. Но я могу ударить с тыла – это создаст эффект неожиданности и оттянет внимание на меня. Я поднял с земли «Беркут» — новейшая модификация калаша, которым вооружена «Альфа», вставил рожок из рюкзака и оттянул скобы, посылая патрон в столб. Вышел в коридор, в котором стояли облака дымовых выхлопов. То, чем отличается реальный бой от любого симулятора: всего лишь две очереди дай в помещении, и уже не продохнуть, уже щиплет глаза и дерет нос. И не видно ничего – никакой дымовой шашки не нужно. Прошел несколько метров в сторону боя и вдруг наткнулся на тело. На боку с задумчивым лицом и открытыми глазами лежал Рог. Он улыбался своей знаменитой людоедской улыбкой. Я прижал палец к его шее. Пульса не было. Мечтал погибнуть в бою, чертяка.
Вдруг стало тихо. — Последний остался, – донеслось из вражеской рации. – Давай его, без потерь, без потерь.
И тут случилось то, за что прошу прощения у Бога и моих погибших братьев. То ли так на меня подействовал вид мертвого Рога, то ли осознание того, что бой мы уже просрали. Но я засомневался. Всего на секунду. Сомнение владело мной только секунду. Которая при хорошем стечении обстоятельств ничего бы и не решила. Но я же знаю. Этого может не знать даже Бог. Но я – знаю. Что я испугался и засомневался. А должен был помогать последнему нашему. Даже если у него не было ни одного шанса. И вот, спустя секунду, эту предательскую секунду, со стороны выхода ко мне направился ангел. Она была одета в белое, в белое, вы понимаете?
Представьте себе неразбериху боя, грохот, копоть, кровь повсюду. Двухсотых этих в количестве пять взводов. И тут – девушка – такая, которая в какой-то другой жизни могла быть мне женой. В белом посреди этого всего, она – в белом. И ощущение, что она прилетела прямо с небес, чтобы забрать меня туда. И лицо у нее такое… Ну, как описать? Рот, нос, брови – это все ничего не скажет. В общем, она вышла из дыма и порохового тумана – не побоялась же в самое пекло… И сразу ко мне, ладонь на голову, маску стянула, ладонь на затылок, запричитала: — Бедный, бедный! Ранение в голову, бедный мой! – и потянула – просто буквально потянула за руку, еще хотела, чтобы я оперся на нее, думала, что я идти сам не могу.
А по той, вражеской рации: — Сопротивление ликвидировано. Повторяю. Сопротивление полностью ликвидировано.
А ангел рядом со мной: «Держись, мой хороший! Держись!» Мы вышли, ко мне ломанулись какие-то камуфляжные, она им: «Это наш, не видите, что ли? Серьезное ранение в голову». Ну, они посмотрели на меня – форма «Алмаза», пушка «Алмаза», очевидно – свой.
А я во все глаза смотрю на ангела – наших всех убили, и вот она, она говорит что-то, успокаивает, укладывает меня на землю рядом с машиной, а я ее не слышу, улыбаюсь ей и говорю: «Спасибо тебе, ангел! Спасибо! Передай Богу, чтобы он там с нашими нормально», — и слезы по щекам. А она их вытирает и что-то говорит, успокаивает, по волосам гладит. Потом ангел пропал – ей надо было спасать других, но, честно говоря, я не думаю, что там было еще, кого спасать.
Пока никого вокруг не было, я поднялся, незаметно отошел, свернул во дворы и побежал к нашей базе, смысл кровь, отдохнул около часа и уже вечером ехал в фуре с дальнобоем в Китай. А по маленькому net-визору показывали мой портрет, совсем не похожий на меня, и рассказывали, что в розыск объявлен опасный «террорист и полевой командир Деготь». А потом нашу операцию начал выстебывать Жека Капцов в программе «Полный Капец» — не то чтобы был сильно похож на Писецкого, но выражение лица идентичное. И та же уверенность в собственном нахождении в центре вселенной. А дальнобой рядом со мной тыкал в ящик и ржал, а у меня перед глазами стояли камуфляжные тюки и ангел, которого я больше никогда не увижу. Но потом я сказал себе: ангелы живут на небесах, а небо у нас одно на всю Землю.
44
Военная система обозначения направлений, которая совпадает с циферблатом часов. За «двенадцать часов» принимается направление «вперед», за «шесть часов» — назад и т.д.