Мужчины, словно окаменев, сидели на веранде скобяной лавки.
— Не возьму в толк, с чего это им вдруг загорелось уезжать именно сейчас. Вроде, все шло на лад. Что ни день, новые права получали. Чего им еще надо? Избирательный налог отменили, один штат за другим принимает законы, чтобы не линчевать, кругом равноправие! Мало им этого? Зарабатывают почти что не хуже любого белого — и вот тебе на, сорвались с места.
В дальнем конце опустевшей улицы показался велосипедист.
— Разрази меня гром, Тис, это твой Силли едет.
Велосипед остановился возле крыльца, на нем сидел цветной, парнишка лет семнадцати, угловатый, нескладный — длинные руки и ноги, круглая, как арбуз, голова. Он взглянул на Сэмюэля Тиса и улыбнулся.
— Что, совесть заговорила, вернулся, — сказал Тис.
— Нет, хозяин, я просто привез велосипед.
— Это почему же — в ракету не влазит?
— Да нет, хозяин, не в том дело…
— Можешь не объяснять в чем дело! Слазь, я не позволю тебе красть мое имущество! — Он толкнул парня. Велосипед упал. — Пошел в лавку, медяшки чистить.
— Что вы сказали, хозяин? — Глаза парня расширились.
— То, что слышал! Надо ружья распаковать и ящик вскрыть — гвозди пришли из Натчеза…
— Мистер Тис…
— Наладить ларь для молотков…
— Мистер Тис, хозяин!
— Ты еще стоишь здесь?! — Тис свирепо сверкнул глазами.
— Мистер Тис, можно я сегодня возьму выходной? — спросил парень извиняющимся голосом.
— И завтра тоже, и послезавтра, и после-послезавтра? — сказал Тис.
— Боюсь, что так, хозяин.
— Бояться тебе надо, это верно. Пойди-ка сюда. — Он потащил парня в лавку и достал из конторки бумагу.
— Помнишь эту штуку?
— Что это, хозяин?
— Твой трудовой контракт. Ты подписал его, вот твой крестик, видишь? Отвечай.
— Я не подписывал, мистер Тис. — Парень весь трясся. — Кто угодно может поставить крестик.
— Слушай, Силли. Контракт: «Я обязуюсь работать на мистера Сэмюэля Тиса два года, начиная с 15 июля 2001 года, а если захочу уволиться, то заявлю об этом за четыре недели и буду продолжать работать, пока не будет подыскана замена». Вот, — Тис стукнул ладонью по бумаге, его глаза блестели. — А будешь артачиться, пойдем в суд.
— Я не могу! — вскричал парень; по его щекам покатились слезы. — Если я не уеду сегодня, я не уеду никогда.
— Я отлично тебя понимаю, Силли, да-да, и сочувствую тебе. Но ничего, мы будем хорошо обращаться с тобой, парень, хорошо кормить. А теперь ступай и берись за работу, и выкинь из головы всю эту блажь, понял? Вот так, Силли. — Тис мрачно ухмыльнулся и потрепал его по плечу.
Парень повернулся к старикам, сидящим на веранде. Слезы застилали ему глаза.
— Может… может, кто из этих джентльменов…
Мужчины под навесом, истомленные зноем, подняли головы, посмотрели на Силли, потом на Тиса.
— Это как же понимать: ты хочешь, чтобы твое место занял белый? — холодно спросил Тис.
Дед Квортэрмэйн поднял с колен красные руки. Он задумчиво поглядел в даль и сказал:
— Слышь, Тис, а как насчет меня?
— Что?
— Я берусь работать вместо Силли.
Остальные притихли.
Тис покачивался на носках.
— Дед… — произнес он предостерегающе.
— Отпусти парня, я почищу, что надо.
— Вы… в самом деле, взаправду? — Силли подбежал к деду. Он смеялся и плакал одновременно, не веря своим ушам.
— Конечно.
— Дед, — сказал Тис, — не суй свой паршивый нос в это дело.
— Не держи мальца, Тис.
Тис подошел к Силли и схватил его за руку.
— Он мой. Я запру его в задней комнате до ночи.
— Не надо, мистер Тис!
Парень зарыдал. Горький плач громко отдавался под навесом. Темные веки Силли набухли. На дороге вдали появился старенький, дребезжащий «форд», увозивший последних цветных.
— Это мой, мистер Тис. О, пожалуйста, прошу вас, ради бога!
— Тис, — сказал один из мужчин, вставая, — пусть уходит.
Второй поднялся.
— Я тоже за это.
— И я, — вступил третий.
— К чему это? — Теперь заговорили все. — Кончай, Тис.
— Отпусти его.
Тис нащупал в кармане пистолет. Он увидел лица мужчин. Он вынул руку из кармана и сказал:
— Вот, значит, как?
— Да, вот так, — отозвался кто-то.
Тис отпустил парня.
— Ладно. Катись. — Он ткнул рукой в сторону лавки. — Надеюсь, ты не собираешься оставлять свое грязное барахло?
— Нет хозяин!
— Убери все до последней тряпки из своего закутка и сожги!
Силли покачал головой.
— Я возьму с собой.
— Так они и позволят тебе тащить в ракету всякую дрянь!
— Я возьму с собой, — мягко настаивал парнишка.
Он побежал через лавку в пристройку. Слышно было, как он подметает и наводит чистоту. Миг, и Силли появился снова, неся волчки, шарики, старых воздушных змеев и другое барахло, скопленное за несколько лет. Как раз в этот миг подъехал «форд»; Силли сел в машину, хлопнула дверца.
Тис стоял на веранде, горько улыбаясь.
— И что же ты собираешься делать там?
— Открою свое дело, — ответил Силли. — Хочу завести скобяную лавку.
— Ах ты дрянь, так вот ты зачем ко мне нанимался, задумал набить руку, а потом улизнуть и использовать науку!
— Нет, хозяин, я никогда не думал, что так получится. А оно получилось. Разве я виноват, что научился, мистер Тис?
— Вы небось придумали имена вашим ракетам?
Цветные смотрели на свои единственные часы — на приборной доске «форда».
— Да, хозяин.
— Небось «Илия» и «Колесница», «Большое колесо» и «Малое колесо», «Вера», «Надежда», «Милосердие»?
— Мы придумали имена для кораблей, мистер Тис.
— «Бог-сын» и «Святой дух», да? Скажи, малый, а одну ракету назвали в честь баптистской церкви?
— Нам пора ехать, мистер Тис.
Тис хохотал.
— Неужели ни одну не назвали «Летай пониже» или «Благолепная колесница»?
Машина тронулась.
— Прощайте, мистер Тис.
— А есть у вас ракета «Рассыпьтесь, мои косточки»?
— Прощайте, мистер!
— А «Через Иордань»? Ха! Ладно, парень, катись, отваливай на своей ракете, давай лети, пусть взрывается, я плакать не буду!
Машина покатила прочь в облаке пыли. Силли привстал, приставил ладони ко рту и крикнул напоследок Тису:
— Мистер Тис, мистер Тис, а что вы теперь будете делать по ночам? Что будете делать ночью, хозяин?
Тишина. Машина растаяла вдали. Дорога опустела.
— Что он хотел сказать, черт возьми? — недоумевал Тис. — Что я буду делать по ночам?..
Он смотрел, как оседает пыль, и вдруг до него дошло. Он вспомнил ночи, когда возле его дома останавливались автомашины, а в них — темные силуэты, торчат колени, еще выше торчат дула ружей, будто полный кузов журавлей под черной листвой спящих деревьев. И злые глаза… Гудок, еще гудок, он хлопает дверцей, сжимая в руке ружье, посмеиваясь про себя, и сердце колотится, как у мальчишки, и бешеная гонка по ночной летней дороге, круг толстой веревки на полу машины, коробки новеньких патронов оттопыривают карманы пальто. Сколько было таких ночей за все годы — встречный ветер, треплющий космы волос над недобрыми глазами, торжествующие вопли при виде хорошего дерева, надежного, крепкого дерева, и стук в дверь лачуги!
— Так вот он про что, сукин сын! — Тис выскочил из тени на дорогу. — Назад, ублюдок! Что я буду делать ночами?! Ах ты гад, подлюга…
Вопрос Силли попал в самую точку. Тис почувствовал себя больным, опустошенным. «В самом деле. Что мы будем делать по ночам? — думал он. — Теперь, когда все уехали…» На душе было пусто, мысли оцепенели.