Вчера целый день авралили. Убрали из-под снега все оставшиеся ящики и перевезли мои катушки с кабелем. Работа тяжёлая, так как каждая из них весит около тонны. Да и найти ящики и катушки нелегко — их замела первая пурга, и на месте где они лежали, оказалось чистое поле. Ходим по нему с острыми длинными металлическими палками и тыкаем наугад, пока не наткнёмся на очередной ящик. Последние два дня на меня и на всех напала тоска. Каждый молчит. Об этом не принято здесь говорить, но нет-нет да кто-нибудь и вспомнит о любимой, что живёт одна в большом красивом городе.
Вчера я распустил себя мысленно и ворочался часов до трех ночи. Читал «Далёкие годы» Паустовского, но и тут не повезло — попал на главу об измене Любы.
Сегодня считали, сколько дней осталось до отъезда. Ещё много — больше трехсот С трехсот начнём вести счёт на оставшиеся дни.
Из Паустовского: «Ожидание счастливых дней иногда гораздо лучше этих дней». Хотелось бы быть счастливым.
День пятьдесят седьмой. Целый день занимался косой термометров. Погода — как на юге. Светит солнце. Припай держится лишь за островками, и совсем рядом приятно блестит океан. То там то здесь тонкий лёд взламывают косатки, показывая свои чёрные морды.
Вечером было общее собрание, выбрали профком. Выступил Дралкин. Снова подивились его мягкости и человечности. Вдруг все почувствовали, что мы здесь одна семья. Что бы ни произошло, решать все проблемы только нам самим. Собрание шло в три приёма; в антрактах «крутили» кино.
Плохо со станцией Лазаревской. Там ураган, ветер до пятидесяти метров в секунду. Связи пока нет. Перед этим оттуда сообщили, что припай у них разломало. А ведь всем специалистам по льдам (в Арктике) казалось, что он так надёжен. Утонуло трое саней, грузы.
Сама станция стояла далеко от края плавучего (то есть шельфового) ледника, но по мере отколов огромных айсбергов край этот неожиданно быстро приближается. Экипаж, который там остался на зимовку (10 человек), сообщил, что их станцию уже покачивает. Но кто же знал, что так будет? Ведь это на их опыте будут учиться другие. Им же учиться было не у кого.
Полярный день подходит к концу. Уже довольно сносно видны наиболее яркие звезды и прямо над головой — Южный Крест. Он почти в зените. Сегодня, выйдя из кают-компании, Савельев вдруг указал на небо, где светилось голубым большое расплывчатое пятно. Оказалось, что это полярное сияние. Я вижу его первый раз и несколько разочарован. — Ничего, подождите до зимы — тогда оно будет во всей красе, — успокоил БАС.
Аэродром, пригодный для колёсных самолётов Ил-14, пока не годится для взлёта. Он засыпан пургой. Такой пурги ещё никогда не было в это время в Мирном. Есть опасность, что станция Восток будет недоукомплектована, ведь много грузов надо ещё довезти туда именно этими самолётами. Санно-тракторный поезд вышел наконец на станцию Пионерская, находящуюся примерно на полпути до станции Комсомольская.
День пятьдесят девятый. Получил от Вали: «Волнуемся почему молчишь срочно радируй». По тону ясно, что они там уже знают о Судакове. Сочинять ответ стал сразу, но писал эти слова два дня.
Чего-то здесь, видимо, в воздухе не хватает. Казалось бы, в ясные безветренные дни — курорт, а дышится тяжело, работаешь с большим трудом, чем дома. Утром никак не проснёшься. Американцы называют это странное явление «антарктическим фактором». Ведь кормят здесь «как на убой». Да и витаминов хватает: яблок, лимонов, чеснока — сколько хочешь.
Вчера весь день делал косу с Юрой Дурыниным. Даже авралить вечером не пошли (ребята выгружали из самолёта буровой станок). Думали сегодня лететь на остров Дригальского, но завтра ожидают шторм, поэтому полет отложили. Снова видел полярное сияние — голубоватую, вертикально поставленную ленту над морем на севере. Мы видели его с Андреем, когда ночью крались за водой на снеготаялку камбуза. Да, крались. Дело в том, что водопровода здесь нет и каждый домик готовит себе воду для умывания и других нужд сам: ребята кладут в бочки, стоящие в тамбуре, куски снега и ждут, когда он растает Но на этот раз мы с Андреем забыли заготовить снег, и бочка наша была совершенно пуста.
Сегодня весь день работали на общем аврале посёлка. Работали все. Дралкин «вкалывал» наравне с нами. Откапывали из-под снега и увозили на склады оставшиеся ящики. Некоторые ящичные «жилы» пришлось вскрывать бульдозером. Почему мы не убрали их раньше? Никто, даже матёрые полярники, не ожидал, что такая погода может наступить в середине лета.
Работали (с перерывом на обед) до половины седьмого. Ужин был отменный: сёмга, перец, прекрасный ромштекс с горошком и сто граммов авральных «по широте». Вечером смотрели фильм «Чарли Чаплин».
День шестьдесят второй. Вчера весь день и ночь делал косу термометров. Скоро летим на остров Дригальского. Когда пробурим там скважину, то опустим туда косу, чтобы быстро провести измерения температур в толще ледника.
Вечером все ходили в кино, а я остался работать. Уже под утро, часа в три, Андрей встал и, ни слова не говоря, вскипятил мне какао. Растрогал меня почти до слез. Вообще мы с Андреем молчаливо стараемся ухаживать друг за другом: принести с камбуза завтрак, подать в постель яблоко или конфетку…
Я стал очень чувствительным, многое, на что раньше не обращал внимания, сейчас трогает до глубины души.
Сегодня утром должны были вылететь на остров Дригальского, но все машины ушли на Комсомольскую и Восток. На куполе хорошая погода, аэродром приемлемый. Надо ловить момент.
Нас удивил наш «свинопас» и каюр Ковалевский. Оказывается, он хорошо играет на фортепиано. Андрей говорит, что в первой экспедиции был каюр, который в свободное время читал лекции по истории Рима. Любопытный народ каюры. Кстати, официально Миша Ковалевский оформлен в экспедицию водителем. Поэтому мы, смеясь, называем его «каюр-свинопас-механик-водитель».
Получил радиограмму из похода на станцию Комсомольская от Вадима Панова: «Поезд на станции Восток-1 Выигрываем фактор времени». Посмеялись над этим выражением. Дело в том, что начальник поезда и он же начальник транспортного отряда оказался малопригодным к зимовке, над ним все подшучивали, и он очень это переживал, старался компенсировать что-то утерянное выступлениями на собраниях. В последние дни перед отходом санно-тракторного поезда у всех не хватало времени, и начальник
Вадима с трибуны и в «частных беседах» убеждал каждого в том, что «главное — выиграть фактор времени».
День шестьдесят четвёртый. До обеда занимался хозяйством. Мыл посуду, подметал, убирал. Я со вчерашнего дня дежурный по домику на неделю.
После обеда на вездеходе всем отрядом поехали на взлётную полосу. Надо выяснить возможность взлёта Ил-14 на колёсах. Ведь основной аэродром замело в пургу, а восстановить его в сложных местных условиях нелегко. Раньше таких заносов никогда не было. Ходили цепью по аэродрому и тыкали палками в смет, проверяли, на какой глубине твёрдый слой. Наконец нашли площадку длиной метров в пятьсот, которая, кажется, годится для взлёта. Слой рыхлого снега всего пятнадцать сантиметров. Устали, как черти.
Потом поехали к морене под названием Причал Лены. Занимались разборкой склада детонаторов, используемых для сейсмического зондирования льда и хозяйственных взрывных работ. В ящиках, вмёрзших в лёд и заваленных снегом, их около двадцати тысяч. Все эти ящики надо перевезти в какое-нибудь непосещаемое место. «Выковырили» около пятнадцати ящиков. Особенно досталось Андрею Капице, ведь только он имеет «диплом взрывника» и смыслит в детонаторах. Поэтому он лишь работал ломом. Мы из солидарности сидели рядом, покуривали и относили ящики в сторону. Когда-нибудь в другой раз мы отвезём их в укромное место, а сейчас уже нет времени. Завтра в семь утра летим наконец на Дригальский. Телеграмм из дома так и нет.
Пора осенних полевых работ
День шестьдесят шестой. На остров Дригальского я в этот раз так и не летал. Поэтому занимался подготовкой стеклянных термометров для заленивания, то есть окружал их толстым слоем тепловой изоляции. Помещённые в среду с другой температурой, например в скважину во льду, такие термометры очень медленно, «лениво», принимали новую температуру. Однако если после этого быстро вытащить их из скважины, то по ним можно узнать температуру, которая в ней была.