Боб поймал себя на том, что у него приоткрылся рот. Он не ослышался?
— Я ничего не…
— Понимаете, мы — тесная маленькая островная держава. Повсюду правила, ограничения, традиции. Мистер Свэггер, вы хотите понять японцев? Изучите наши узлы. Взгляните на кимоно или хакама, убедитесь, что в действительности это целая галактика узлов и все они разные, все безукоризненные, все завязаны в стратегически важных местах. Вот почему в кино меч никогда не выпадает из ножен. Ни один чужестранец никогда не сможет завязать такие узлы, а любой японец завязывает их вслепую. Так вот, мы запутались в своих собственных узлах, мистер Свэггер. Нам нужен посторонний, который сможет их разрубить. К черту кимоно, к черту оби, к черту то, как сайя входит в оби, к черту все это дерьмо. Разрежьте узлы. Выясните, кто убил Филиппа Яно и почему.
— Значит, вы здесь… для того чтобы мне помочь?
— По закону тем из нас, кто подходит под определение «военнослужащий», запрещено принимать участие во внутренних делах. Наказание за это самое суровое; за нами постоянно следят. Мы олицетворяем собой японскую традицию, которой в настоящее время многие японцы стыдятся, от которой отворачиваются. Поэтому нас стараются всячески принизить. Но вы, мистер Свэггер, не носите военную форму, не подчиняетесь дисциплине, ничего не боитесь. Вы можете ходить куда угодно и задавать какие угодно вопросы. Вы самый настоящий ронин — бродячий самурай, не имеющий своего господина, ничем никому не обязанный. Вы настоящий Тосиро Мифуне.
— Тут я ничего не могу сказать, но я из кожи вон вылезу, черт побери.
— Я вам верю. Ну ладно. Мы дадим вам номер телефона. Кто-нибудь будет дежурить у этого телефона двадцать четыре часа в сутки. Если попадете в беду, если вам понадобится помощь, если вам нужно будет что-нибудь достать или разузнать, мы вас всем обеспечим. Ну а пока мы расстанемся, пойдем каждый своей дорогой, сделаем вид, что зарылись в мелочи повседневной жизни, как это происходит с тех самых пор, когда были зверски убиты Филипп Яно и его семья. Я даже разведусь со своей женой и переберусь жить в бордель. Впрочем, нет, на это я не пойду.
— Хотите — верьте, хотите — нет, но я понял смысл последней фразы. Доктор Отова рассказал мне эту историю.
— Не мог не рассказать. Наш господин убит, наш клан уничтожен. Мы расплатимся по этому счету, мистер Свэггер.
— Но нам нужно заключить соглашение. Я буду там в ту ночь. Я буду полноправным участником. Я заключаю это соглашение с людьми чести, так?
— Хорошо, мистер Свэггер, — сказал майор Фудзикава. — Считайте, мы договорились.
— А теперь, — подхватил Боб, — давайте проверим, настолько ли вы хороши, какими кажетесь.
— Говорите, — сказал майор.
— В аэропорту Нарита есть один полицейский, специалист по холодному оружию. К нему обращаются по всем вопросам, связанным с ввозом и вывозом мечей, бестолковые гайдзины, не оформившие надлежащие документы, и все такое.
— Да. Это логично.
— Он тот, кто нам нужен. Именно с него все и закрутилось. У него рыльце в пушку. Только так. Это он мгновенно оценил потенциальную стоимость моего меча и позвонил кому надо, это по его вине все произошло. Мне нужны его имя и адрес. Я начну с него.
Глава 21
ПОЛИЦЕЙСКИЙ
У кого-то из этой группы был брат-полицейский, работающий в аэропорту Нарита, и через несколько дней майор Фудзикава позвонил Бобу и назвал имя — Кендзи Кисида — и адрес. Боб перехватил его в аэропорту. У этого человека был новенький «Кавасаки-400», сверкающий красный мотоцикл мечты, самый большой мотоцикл на стоянке. Несомненно, продажный полицейский купил его на деньги якудзы, полученные за сведения о мече.
Боб наблюдал за ним из кафе, где сидел, читая газету и не привлекая к себе внимания. Кендзи Кисида оставлял свой мотоцикл на охраняемой стоянке и направлялся в здание аэропорта. Боб обратил внимание, что движется он как-то неуклюже. В нем не было ловкости и изящества молодого человека, не было и накачанной мускулатуры завсегдатая тренажерных залов.
Он носил костюм, что обозначало должность следователя или начальника. Но когда у него на голове сидел ярко-красный с черным шлем с темным забралом, скрывающим лицо, вид получался нелепый: какой-то гибрид, наполовину клерк, наполовину рыцарь в доспехах.
Затем Боб сосредоточился на доме, в котором жил Кисида. Он наблюдал за ним в течение нескольких дней, пока не убедился, что ни жены, ни детей у Кисиды нет.
На следующей неделе Боб отметил, что объект работает в ночную смену. И однажды утром, в четыре часа, он подкатил к стоянке у дома на точно таком же «Кавасаки-400» цвета «красный металлик», купленном несколькими днями раньше на имя и по кредитной карточке Томаса Ли. У него было водительское удостоверение международного образца на то же имя; все эти дни он посвятил привыканию к левостороннему движению. Учиться управлять мотоциклом на перевернутых, словно в зеркальном отражении, дорогах было гораздо проще, чем машиной, и теперь Боб стал законным участником дорожного движения. С ног до головы Боб был затянут в черную кожу, а на голове у него был абсолютно такой же красный с черным шлем с темным забралом, какой носил полицейский. Он поставил мотоцикл туда, куда его всегда ставил Кисида; посторонний, случайно увидевший его, подумал бы, что полицейский забыл что-то дома и вернулся назад. Боб даже скопировал шаркающую стариковскую походку и легкую хромоту на одну ногу. Конечно, он был на целых шесть дюймов выше, но сутулился, скрывая свой рост.
Войдя в здание, Боб кивнул сонному ночному дежурному, который принял его за живущего в доме полицейского, поднялся на лифте на нужный этаж, подошел к квартире и атаковал замок с помощью кредитной карточки. Никакой сложной системы безопасности с двойными запорами, засовами, электронными датчиками и сигнализацией здесь не было. Замок раскрыл свой секрет кредитной карточке в считанные секунды. И Боб вошел в квартиру.
Разумеется, внутри все было аккуратно и чисто. Три пары черных ботинок и две пары кроссовок с вставленными в них распорками для обуви выстроились в ряд вдоль стены прихожей. Боб подошел к книжному шкафу и увидел довольно много книг на английском языке; отсюда следовало, что Кисида говорит по-английски. Все книги оказались посвящены мечам. Среди них большинство были на японском языке, несколько книг на немецком и несколько — на французском. Книги были рассортированы по странам и расставлены в строгом алфавитном порядке. Взяв одну наугад, Боб обнаружил, что все поля покрыты старательно выписанными на полях заметками. На обратной стороне титульного листа четкой рукой были выведены колонки иероглифов с указаниями на номера страниц. Осмотрев две другие книги, Боб обнаружил, что они так же тщательно проанализированы.
В мойке на крохотной кухне не высились горы грязной посуды, а в холодильнике не оказалось ни тарелки с кишащей червями порцией суши, оставшейся с прошлого месяца, ни заплесневелых макарон. Упаковка из шести бутылок пива и три банки любимого японского напитка — диетической кока-колы. И еще початая бутылка саке.
Боб перешел в спальню, которую нашел совершенно безликой, разумеется, со знаменитым сорокопутом кисти Мусаси на стене над аккуратно заправленным диваном. У противоположной стены стоял большой телевизор с подсоединенным DVD-плеером. Открыв шкаф, Боб увидел на вешалках форменный мундир, рубашки, галстуки и два черных штатских костюма. И еще — футболки, несколько пар джинсов и брюк, тщательно отутюженных. Каждая вешалка отстояла от соседней ровно на одну треть дюйма.
Закрыв шкаф, Боб прошел к небольшой тумбочке рядом с диваном и заглянул в нее. Одну полку занимали расставленные в алфавитном порядке DVD со сливками самурайского кино, в основном фильмы Акиры Куросавы, но также несколько других, лучших из лучших. Боб пересмотрел их все: «Самурайский бунт», «Харакири», «Шайка убийц» и «Когда был обнажен последний меч». Ниже, тоже в строгом алфавитном порядке, стояли порнофильмы, преимущественно производства некой компании «Сёгунат аудио-видео». Насколько смог определить Боб, эта «Сёгунат аудио-видео» специализировалась на фильмах, которые могли бы называться как-нибудь вроде «Веселая учительница», поскольку на обложках была молодая женщина лет двадцати с небольшим в строгом костюме и очках, объясняющая очередной урок группе мальчиков. На следующих кадрах она перед ними раздевалась, они ее трогали, она их ублажала, и все это — в классе перед доской, исписанной алгебраическими задачами.