Сьюзен лишь молча смотрела на него.
— А ты очень опасный тип, — наконец сказала она. — Ты ведь именно на это и рассчитывал с самого начала?
— Мы нанесем внезапный и резкий удар. Кондо не успеет сообразить, что случилось. Все будет закончено через несколько минут, потому что мечи оставляют кровь, но не производят шума. Потом мы отправимся домой. Через несколько дней кто-нибудь обратит внимание на тучи мух, кружащихся над местом. Тогда все и откроется. Но к этому времени все будут дома, у себя в кроватях. Мико будет жива и здорова, а голова Кондо Исами будет торчать на шесте. Меч отправится в сейф к доктору Отове, где ему и место. А тебя сделают главой токийского отделения.
— Итак: сорок японских десантников, четверо корейских спецназовцев. Я насчитала сорок пять человек.
— Этого достаточно, — заметил Боб.
— Не совсем. Ты забыл сорок шестого.
— Это еще кого?
— Меня.
— Окада…
— И не спорь, деревенщина. Не смей даже начинать. Я не собираюсь сидеть дома и печь пирожки, пока вы будете рушить мою карьеру.
— Спорить с тобой бесполезно. Ты слишком упрямая.
— Сорок шесть, — продолжала Сьюзен. — Хотя бы ради фактора удачи нам нужен еще один человек. Я никого не забыла? Ах да. Тебя. Ты будешь сорок седьмым самураем.
Глава 38
МЕЧТЫ НИИ
Уже давно стемнело.
Нии был в белой комнате наедине с маленькой девочкой. До него доносились смутные звуки, издаваемые другими людьми, которые передвигались по просторному дому, слонялись по улице, кричали, смеялись, играли в карты. Нии знал, что Кондо закончил свои дела и вернулся. Теперь все произойдет очень скоро, почти наверняка послезавтра.
Вдалеке слышался шум машин, хотя дом стоял на тихой улочке в спокойной части Токио, вдали от оживленных магистралей, гудящих жизнью и движением.
Услышав свист ветра в голых ветвях деревьев, Нии вспомнил, как холодно на улице, и сообразил, что пришла зима. А он незаметно для себя впутался в страшную драму.
Нии не думал о будущем и даже о прошлом, он не думал о своем любимом оябуне и о даймё, которому они все служили, не щадя сил. Нии не думал о том, что дело близко к завершению, что вскоре он станет полноправным членом ведущей банды якудзы в Токио, что его имя станет известным, что его будут бояться.
Мысли Нии были заняты не этим.
Он не мог оторвать взгляд от девочки.
Она спала беспокойно, разметавшись по постели. В неярком, мягком освещении воображение Нии выделывало разные штучки. Он представлял себе девочку обнаженной, хотя и знал, что на самом деле она одета. Он воображал, что она хочет его так же страстно, как и он хочет ее, хотя на самом деле это было не так. Он даже представлял себе, что они будут вместе вечно, хотя это было невозможно, потому что девочке предстояло умереть.
Еще никогда в жизни Нии не испытывал ничего подобного. Девочка полностью занимала все его мысли. И не имело никакого значения, что ей четыре года, а ему двадцать пять.
Нии различал, как плавно вздымается и опускается под одеялом грудь, слышал мелодичное дыхание. Он смотрел на восхитительные пальчики с шелушащимся лаком на ногтях, оставшимся с лета. Смотрел на носик кнопкой, на выражение лица, на неподвижные бледные веки, закрывающие глаза. Смотрел на ангельские губки, лепестки розы, способные дарить сладкие поцелуи. Смотрел на то, как раздуваются и расслабляются ровные овалы детских ноздрей.
Нии смотрел на все это до тех пор, пока не почувствовал, что больше терпеть не может. Он бросился в ванную, чтобы заняться мастурбацией.
Осталось подождать до послезавтра, сказал он себе.
Глава 39
ЧЕМПИОН ПО ФЕХТОВАНИЮ
Боб оставил мотоцикл на стоянке перед входом в музей. К вечеру сильно похолодало. Холодное стальное бедро тупо ныло, сообщая всему телу о своей инородности. Боб стряхнул с себя это неприятное чувство и отходящие от него щупальца воспоминаний. Он понимал, что все произойдет сегодня ночью. И старался полностью очистить свой ум. Но не мог. Такое не по силам никому.
Боб взглянул на часы: 17.45 по токийскому времени. На дорогах царил самый настоящий ад. Бобу с трудом удавалось увертываться от лезущих со всех сторон машин, чьи искаженные отражения он видел в зеркалах заднего вида. Ему это нисколько не понравилось. Он был вымотан до предела.
Разумеется, все эти неприятные чувства были порождены тем, что должно произойти в ближайшие несколько минут, когда ему придется сообщить очень плохую новость человеку, от которого он видел одно лишь добро. Безрадостная перспектива. Есть ли в этом необходимость? Да, есть. Боб не мог идти этой дорогой дальше, не преодолев то, что ждало его в кабинете, полном мечей.
Он подумал о том, что произойдет сегодня ночью. Сьюзен и четверо ее корейцев, майор Фудзикава со своими десантниками — все незаметно собирались в одном квартале на северо-западе Токио, вдали от туристических достопримечательностей, в нескольких милях от таких известных мест, как Гиндза, Синдзуку, Уэно и Асакуса, там, где нет крупных храмов, ночных клубов и универсальных магазинов. Именно здесь спутники Центрального разведывательного управления обнаружили небывалую активность в одном из принадлежащих Юичи Миве владений, в обнесенном стеной особняке на уединенной улочке рядом с парком Киёсуми, где когда-то гуляло многочисленное семейство Мицубиси, а теперь было устроено царство чудес японского садового искусства. Особняк полностью подходил по всем критериям: тихий, неприметный, рядом с отгороженным высокой стеной от окружающего мира парком, в который можно попасть через единственные ворота.
Местом встречи был выбран банкетный зал, расположенной неподалеку от гостиницы. Сьюзен сняла его от имени некоего фехтовального клуба, которому требовался сборный пункт перед выездом за город на соревнования.
Боб поежился. Погода резко изменилась, температура понизилась, а у него просто не было одежды для мороза, угрожающего ударить в эту ночь. Он плотнее укутался в плащ, пытаясь согреться, однако тонкая ткань не давала тепла, как и черный летний хлопчатобумажный костюм, не способный защитить от внезапных порывов ветра и укусов остывшего воздуха.
Боб подошел к музею, который возвышался перед ним с величием кафедрального собора. Здание было современное, построенное, разумеется, после войны, однако его линии тщательно воспроизводили гармонию классической архитектуры Эдо. Так что, входя, Боб отчасти чувствовал себя так, будто его проглатывает древняя Япония, как проглотил библейского Иону кит. Внутри все было Японией и только Японией, ничто постороннее не допускалось. Строгое сероватое освещение придавало всему суровое достоинство; в стеклянных шкафах застыли в изысканных позах принцессы в кимоно и рыцари в доспехах, отражая величие прошлого, славного и в то же время кровавого. В этих просторных залах оно представало перед взором целиком, от маленьких человечков в соломенных хижинах, которых обнаружили побывавшие на островах китайцы, до тех блестящих воинов, которые сами вторглись в Китай, разорили его города и разорвали страну надвое. Здесь были буддийские монахи и воины-самураи. Здесь чувствовалось присутствие людей, столь сильных духом и уверенных в себе, что каждый из них мог сразиться один с двадцатью противниками, одержать победу — и сразу же о ней забыть. Их длинные, изогнутые мечи стали самыми совершенными творениями металлургии в мире. Но повсюду наблюдалось одно и то же: если были эти доблестные воины, то были и те, кто выходил ночью на улицу и рубил случайных прохожих, проверяя качество лезвия, были и рисунки, показывающие, как надо правильно уложить труп, чтобы выполнить проверочные удары, сколько раз можно рассечь череп и под каким углом. Эти блестящие воины в 1905 году за семь минут разгромили русскую эскадру, а их внуки падали с небес в самолетах-бомбах, лавируя между разрывами американских зенитных снарядов, выискивая красивую большую серую надстройку, в которую можно врезаться, превратившись в ничто. Именно эта бесконечная преданность долгу топила русские броненосцы, взрывала американские корабли у берегов Окинавы и возводила небоскребы в Синдзуку.