– Когда первая пятерка потеряет память, не впускайте к ним остальных, – наклонившись, говорит Ник лаборанту. – Лучше вообще изолируйте на время. И передай доктору Хейзу, что я пойду в последней.
Тот кивает и поспешно уматывает. Наверняка ему неуютно находиться в компании, где самый мелкий из ребят выше его почти на голову и шире в плечах минимум вдвое.
Шон провожает парнишку взглядом до самой двери. Ник встает рядом, не без удивления посмотрев на друга.
– Какого черта я им это говорю? – произносит он, снимает с цепочки на шее кольцо, и надевает на палец.
Это оно – то самое. Я инстинктивно дотрагиваюсь до собственного безымянного пыльца, только там пусто.
Ник же продолжает:
– Все равно через пару часов они имени-то своего не вспомнят, не то что наставлений не переубивать друг друга, напугавшись до смерти.
Шон пожимает плечами и снова утыкается взглядом в сцепленные на коленях руки. Действительно, вопрос риторический.
– Вот это сервис, – сняв кофе и посыпанный сахарной пудрой пончик прямо с подноса, Арт пристраивается рядом, опираясь ногой о стену. Подмигивает уходящей официантке.
– Как тебе кусок в горло лезет? – удивляется Рид.
Арт многозначительно смотрит на него. Его широкий рот вымазан в сахаре. Он ничего не отвечает, лишь помахивает откусанным пончиком перед лицом у друга. Тот закатывает глаза.
Ник не обращает на них внимания, а неотрывно и безучастно смотрит в огромное, от пола до потолка окно.
– Лейтенант, вас Максфилд вызывает.
Ник оглядывается на парней, минуту медлит, потом кивает друзьям и уверенно шагает к выходу.
– Ник, – окликает его Шон. – Кольцо.
– Черт, – Ник снимает тонкий обруч и, подмигнув, перебрасывает его другу. – Пусть пока побудет у тебя. – Он оборачивается и бросает напоследок: – Через пять минут буду.
Я включаю перемотку, постукивая ногтем по столешнице. Но проходит пятнадцать минут, полчаса, а Ника все нет, зато я вижу себя.
Меня ведут… Хотя, нет, скорее тащат, потому что я вырываюсь, как дикий зверь, отбиваясь от чужих рук и цепляясь за все, до чего могу дотянуться. По щекам текут слезы, но никто не обращает внимания. Толчком в спину я влетаю в кабинет отца, и дверь захлопывается. Как и моя надежда узнать, что было дальше. Потому что камер там нет.
Я перематываю еще немного. Смотрю на мониторы над головой, снова спускаюсь вниз.
Вдруг тишину нарушает грохот, будто кто-то запустил в соседней комнате фейерверк. Пульс ускоряется, стучит в голове. Слишком много времени я уже потеряла.
И тут на одном из экранов мелькает отец. Он делает шаг назад, открывая обзор, и в комнате появляется доктор, наполовину скрытый плечами охранников. Они расступаются перед широкими шагами полковника, и теперь я вижу, куда он направляется. У дальней стены установлены пять кушеток в вертикальном положении, к одной из которой привязан Ник. Его руки и ноги зафиксированы кожаными ремнями.
– Ублюдок, – шипит он отцу в лицо. – Только тронь ее!
Тот оскорбленно хмурится.
Я встаю на цыпочки, чтобы получше видеть детали, но изображение мелкое, кабинет огромный и все такое светлое, что стены вдалеке сливаются в сплошное белое полотно.
– Я столько вложил в тебя, щенок, а ты позволил себе посягнуть на мою семью, когда я твою спас. Я вырастил вас с Джессом, как отец. Научил всему. А что ты сделал?
Несколько секунд они неотрывно смотрят друг на друга. От висящей между ними тишины хочется взвыть, исполосовать ее на кусочки, только чтобы молчание это прекратилось.
– Что в тебе такого особенного, Ник? – шепчет отец. – Ты с самого детства только и занимаешься тем, что доставляешь проблемы. Ведешь себя, как отморозок, игнорируешь правила, отказываешь от всего, за что другие готовы глотки рвать, отталкиваешь всех вокруг, а люди все равно к тебе тянутся. – Каждое новое слово он произносит все громче, распаляясь. – Я могу понять Джесса, он твой брат. С Кавано и Ридом все тоже предельно ясно. Даже Виола повела себя предсказуемо. Ожидать здравых поступков от глупой девчонки не стоило, но Тайлер…
– Не смей говорить о нем, – чеканит Ник.
– Почему? – невозмутимо спрашивает отец и, клянусь, он улыбается. – Потому что про друзей нельзя иначе? А про лучших из них тем более?
Ник молча сжимает кулаки, и кажется, что руки его трясутся, но не от волнения, а от злости. В голове стучит лишь одна мысль: если он вырвется, то убьет любого.
– Ты не заслуживал его дружбы. Также, как и не заслуживаешь Виолу, – произносит сквозь зубы отец.
И на этот раз Ник молчит. Он согласен.
Я касаюсь монитора пальцами, готовая упасть на колени и умолять его не слушать, потому что знаю правду.