Металлические детали высыпаются у меня из рук, раскатываясь по полу.
Это он.
– Это он… – выдыхаю я, удивляясь тому, каким глухим звучит собственный голос. – Господи… это… Нет. Нет. Твою же мать.
Мог ли Ник сунуться в самое сердце Коракса? Бред.
Вот только вариант террористической атаки звучит еще бредовее.
Пытаясь понять логику его действий, я кручу предположения в голове, чувствуя, как они крепнут, вязнут во рту, не в силах вырваться на свободу, потому что знаю: стоит произнести их вслух – и слова превратятся во что-то серьезное: в реальный план, последовательность шагов, все риски от которых невозможно будет игнорировать. А ещё в надежду.
Вот только у разбитых надежд последствия куда более плачевные, чем у самых глубоких жизненных ран. Потому что, когда обретаешь смысл, а потом в очередной раз теряешь, собрать себя заново уже практически невозможно.
– Я почти уверена, что эти взрывы не случайность. Мне кажется, это Ник.
– Что? – откликается из кухни Шон и тут же бросает свое занятие. Арт замирает с пультом в руках, присев на подлокотник дивана. Я чувствую, как парни начинают нервничать, потому что внутри тут же скручивается огромный разноцветный клубок эмоций, уже не понятно своих ли, чужих, в котором за какую нитку не тяни, не ясно, кто владелец. Я не могу ими управлять, и, как тысячетонный груз, они тянут мой рассудок ко дну. – Но как он мог вычислить расположение лабораторий, если диск с информацией у нас?
И тут меня осеняет.
– Газеты, – шепчу я, поднимаясь с пола. – Он идет по адресам, что мы нашли в почтовом ящике. Газетные вырезки. Он забрал их с собой. Там целая куча всего. Ник догадался, что Тайлер собирал их не просто так.
– Намекаешь, он намеренно уничтожает все, что каким-либо образом связано с Кораксом? Ты серьезно?
– Абсолютно. Я только не знаю зачем. Может, он что-то ищет?
– Или кого-то? – предполагает Шон. – По крайней мере, теперь мы знаем, что он жив. И где-то недалеко от Карлайла.
– Неужели нельзя было взорвать что-то подальше от папаши Максфилда? Снова чертов Карлайл! – причитает Арт.
– А вдруг он пытается отвлечь внимание на себя? – шепчу я. – Судя по взрывам, Ник движется на север, словно уводит отца в другую сторону.
– В таком случае, если он продолжит и дальше… – договаривать Арту нет нужды, потому что я и сама знаю ответ: Ник станет первой мишенью Коракса.
Я прислоняюсь к стене и закрываю глаза, стараясь прогнать из головы картины: как его хватают, заводят руки за спину, швыряют на бетонный пол. Стоит вообразить, что отец пойдет по следу Ника, тут же вижу его избитого, искалеченного, и думать об этом невыносимо, но шёпот в голове продолжает настаивать: ты знаешь, что именно так он бы и поступил. Знаешь, что ему плевать на последствия.
– Ты в порядке?
Шон касается моего плеча.
– Значит, все-таки чертов Карлайл? – повторяет Арт.
Глубоко вдохнув, я возвращаюсь взглядом к Шону – тот ничего не говорит, но смотрит напряженно, не пытаясь скрыть беспокойство.
– Я тоже думал об этом, – говорит он. – Ведь у нас осталось по крайней мере одно незавершенное дело. И оно в том же городе.
Мы с Артом молча глядим на него. Губы горят от того, что я искусала их до крови.
– Найти девчонку и забрать у нее пароль от файлов третьей лаборатории, – поясняет Рид.
Лицо Арта вытягивается от удивления:
– Ой, Шон, да брось. Пароль, что стоит на тех файлах, меньше чем за пару дней любой компьютерный гик вскроет. И не нужно тащится в самое пекло. На кой черт девчонка тебе сдалась?
Шон смеряет его красноречивым взглядом, но всё же покладисто объясняет:
– Ник дал ей слово. А значит, мы обязаны сдержать его.
Арт тяжело вздыхает и падает обратно на диван безвольным мешком:
– Почему всегда мы?
– Я бы тоже хотела помочь…
– Хорошо, – кивает Шон, но линия его плеч едва уловимо напрягается, подсказывая, что в глубине души он явно не согласен. – Выезжаем завтра утром, так что лучше бы собраться, – добавляет он и выходит из комнаты.
Арт медленно встаёт и шагает следом, а я съезжаю по стене под аккомпанемент скрипа закрывающейся двери. И только когда шаги в коридоре стихают, наконец разрешаю себе вдохнуть, всеми силами стараясь унять бешено колотящееся сердце. Потому что впервые за последние четыре недели уверена: мы как никогда близко.
***
Сегодняшняя ночь длится бесконечность. В груди ворочаются сомнения, что эта поездка – не столь хорошая идея, как изначально казалось, поэтому никто не спит, серыми тенями бродя по дому, скрипя половицами и погружаясь в собственные мысли.
До рассвета остается несколько часов. Я лежу в мерцающей темноте и смотрю в окно, где медленно сыпется снег. Боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть дремоту, но ожидание утра с каждой минутой становится все тревожнее, а сон окончательно тает, поэтому встаю с постели и медленно крадусь по коридору.