Я хмыкнул.
— Куда в таком случае подевался твой дружок? — злобно-непринужденно спросил я. — Что ж ты его бросила? Или он тебя?
— У него дежурство на кухне, — спокойно ответила она.
— Там ему самое место.
Со стога донесся дружный хохот.
— Думаешь, задирать других — круто? — Виола бросила в мою сторону раздражённый взгляд.
— Если ты про себя, то заметь, я слова тебе не сказал.
— Ты первым начал. Не трогай ты других, мне не пришлось бы вступиться.
— Раз уж на то пошло, то первым начал придурок, который столкнул меня с лестницы, за что получил по заслугам. А вмешиваться в мужские разборки просто глупо. Лучше иди и займись тем, чем девчонки обычно занимаются. Повышивай там или еще что.
— С какой стати ты решаешь, чем я должна заниматься? — попыталась возразить она.
— Ты привела всех сюда, а сама трусишь даже подняться наверх, — ухмыльнувшись, покачал я головой. — Это место не для тебя, принцесса.
Виола посмотрела на меня странным взглядом, то ли пытаясь им пристрелить, то ли мысленно посылая к чертям, а потом резко развернулась и зашагала наверх, к остальным. Я еще раз внимательно ее рассмотрел. И чего Тай в ней нашел? Сделанная словно из одних углов. Плечи острые, ноги тонкие, и на макушке рыжий хвост, который раскачивался от каждого шага из стороны в сторону. Туда-сюда, туда-сюда. Ни дать ни взять, ну точно морковка. Я прыснул со смеху.
А дальше? Видимо, мне все же придется вытащить из себя эту отвратительную историю, чтобы не забыть.
Пару раз сверкнула молния. Поднялся ветер, и начал собираться дождь. В этом, в общем-то, весь Эдмундс. Дождь, туман и озера. Озера и придурки ученики, которые слишком громко смеются.
Сначала со стороны поля донесся неясный шум, на который никто не обратил внимание. И только когда раздались тяжёлые шаги и скрипнула дверь, парни сорвались в поле, а Виола замерла наверху, застыв в нерешительности. Она была похожа на загнанного зверя, и я не мог не помочь ей. В конце концов, я же ее туда отправил.
А потом подставился.
До сих пор не могу понять, зачем сделал это. Может, во всем виновато воспоминание о том, как Виола Максфилд рыдала в коридоре из-за мальчишечьих издевок после того поцелуя.
Не знаю.
Это было спонтанное решение.
Когда мне было семь, а Джессу тринадцать, родители возили нас в Норвегию на горнолыжную базу. Разбегаясь и делая сальто, Джесс нырял с парапета в огромные сугробы, что навалило за ночь. Когда наступила моя очередь, я застыл у края. Именно тогда брат сказал мне: «Не думай! Забей на все! Вот что помогает решиться на последний шаг во всех жизненных ситуациях. Ты просто отталкиваешься и прыгаешь, не думая о том, что произойдет дальше, не беспокоясь о последствиях».
И находясь на поле среди желтеющей травы, я просто «прыгнул».
«Приземлился» же у широкой дубовой двери, где золотыми буквами была вытравлена надпись: «Полковник Фрэнк Максфилд».
Снова. Второй раз за месяц.
Комендант распахнул прямо перед моим носом дверь, чуть не хлестанув полотном по лицу, и толкнул внутрь. Я подавил приступ паники и сглотнул.
Дверь позади закрылась.
— Николас Лавант, — медленно произнес полковник и уставился на меня из-за своего стола, где ни одна бумажка не имела права лежать не на своем месте. На всякий случай я вытянулся по стойке смирно. — Дурная слава летит впереди тебя.
Я почувствовал, как от его тона волосы на затылке встают дыбом.
— Позовите Джесса, — по телефону приказал полковник и, не говоря больше ни слова, уставился в бумаги. А я так и стоял, не шевелясь. Через десять минут брат вошел в кабинет. Его выправке можно было только позавидовать.
Джесс казался равнодушным, но я-то знал: внутри он кипел. Его руки, выпрямленные по швам, напряглись так, что при желании можно было пересчитать все выпирающие синие вены.
— Я привык видеть фамилию Лавант исключительно в наградных листах. — Максфилд выдержал паузу, словно давая мне возможность переварить сказанное им заявление. Впившись в бока ногтями, я молчал. — Надеюсь, Ник, ты понимаешь, что уронил не только репутацию этого учебного заведения, но и своей семьи.
Я выдержал его взгляд, уставившись полковнику прямо в глаза, надеясь, что он не истолковывал это как своеволие. Максфилд подался чуть вперед, опираясь локтями о стол, между его бровями прорезалась заметная морщина.
— Учитывая заслуги твоего брата и твои личные успехи, я готов забыть об этом инциденте, если ты назовешь мне имена тех, кто был на поле.
Я не произнёс ни слова. Не разгадав моего молчания, он продолжил: