Мы всплыли на закате и зарядили батареи, и в темноте чуть не врезались в другой конвой, еще более многочисленный и также направляющийся на юг. Мы следовали за ними до рассвета в надежде атаковать с первыми лучами солнца, но вместо этого они напали на нас. Последовал еще один утомительный день игры в прятки, когда мы пытались добраться до конвоя, а корабли эскорта - до нас. Вечер застал нас в доброй сотне миль к югу от Крита.
Теперь я начал волноваться о Хайнце и Бджелике, оставшихся на острове. У них хватало еды и воды максимум на два дня, и эти два дня уже прошли. Я решил на полной скорости вернуться к ним. Но потом, около полудня, когда мы двинулись на север, то увидели одинокий пароход, направляющийся на северо-запад у нас под носом. Он выглядел невооруженным, а у нас в запасе осталось только две торпеды, и я решил рискнуть. U26 всплыла в нескольких сотнях метров позади его кормы и выстрелила поперек курса, подавая сигнал остановиться. Потом я взял рупор и приказал команде оставить судно. Мы потопили его одиннадцатью или двенадцатью снарядами под ватерлинию. Это оказался «Редесдэйл» водоизмещением три тысячи двести тонн, направлявшийся в Пирей с балластом. Я потребовал капитана на борт, и когда спасательная шлюпка вернулась, он стоял на кормой банке. Я увидел, что его лицо потемнело от гнева.
— Так это ты, мерзавец?
Я как раз собирался сказать ему, что мне понятны его чувства, но решил, что ему не следовало обращаться к австро-венгерскому военно-морскому офицеру, который только что подверг собственный корабль и экипаж значительному риску, чтобы спасти жизни врагов. Но потом я увидел, что замечание адресовано не мне, а капитану Уитакеру, который вышел подышать воздухом и стоял позади меня на боевой рубке. Он просто с презрением посмотрел на вновь прибывшего, пробормотал «Жук навозный!» и ушёл вниз. Выяснилось, что наш новый пленный, мистер Харгривз, тоже из Хартлпула, приходится Уитакеру шурином, и эта парочка на дух не переносит друг друга.
Следующие два дня оказались очень напряженными. U26 снова подверглась нападению; на этот раз нас бомбил гидроплан. Но этим дело не кончилось: из-за проблем с левым гребным винтом пришлось ползти вперед со скоростью четырех узлов на одном двигателе, пока Легар и его команда изо всех сил пытались произвести ремонт. Мы беспокоились и о наших наблюдателях, оставшихся на острове Антикафканас. Но труднее всего было удержать от драки двух пленников. Оказалось, что много лет назад возник некий спор по поводу завещания, так что в итоге эти двое стали непримиримыми врагами.
Казалось, они полностью забыли про войну и про то, что их суда недавно потопили, а обрадовались возможности возобновить ссору. Самое неприятное, как только они обнаружили, что я говорю по-английски, то посчитали, будто меня в роли независимого арбитра послало им провидение. Весь первый день мистер Уитакер дулся в носовом отсеке, а в это время мистер Харгривз изливал мне свои жалобы. Потом на следующий день, каждый раз, когда я освобождался от вахты, мистер Уитакер излагал мне свои доводы, а его шурин, раздраженно нахмурившись сидел в машинном отделении и отказывался от еды. Я считал себя человеком справедливым, но после сорока восьми часов подобного с радостью высадил бы их обоих на Антикафканасе и оставил там для разрешения спора.
Мы отсутствовали почти пять дней, прежде чем вернулись на остров. При подходе к берегу я внимательно рассматривал его в бинокль, но признаки жизни отсутствовали. Мы вошли в пролив и не успели бросить якорь в воду, как наш ялик уже стремительно понесся к берегу. Мы ничего не обнаружили, пока крик Белы Месароша не заставил нас посмотреть вниз, в сторону моря. У кромки воды лежал набитый мужской одеждой рюкзак. Рядом стояли ботинки и валялся бинокль, выставленные как будто на поверку. Мы нашли нацарапанное карандашом сообщение в откидном клапане рюкзака:
«10 июля 1917 г.
Тому, кому это попадёт в руки
Мы, машиненгаст Отмар Хайнц и торпедоформан Анте Бжелич императорского и королевского ВВС Австро-Венгрии, остались на острове в качестве наблюдателей от нашего корабля, субмарины U26. Предполагаем, что нашу лодку потопили утром пятого числа во время атаки конвоя приблизительно в пяти милях к западу отсюда, потому что она не вернулась. У нас не осталось ни воды, ни пищи, нет никакого укрытия от солнца, и мы решили плыть на Крит, пока ещё остались силы. Мы думаем, что до острова приблизительно шестнадцать миль. В случае, если мы утонем по пути, нашедшего этот рюкзак просим проинформировать наше правительство и семьи о нашей судьбе.