Но к этому состоянию нас ещё приведёт финальный поворот сюжета, а вначале действие развивается неторопливо, окрестности выглядят пасторально, а персонажи запоминаются как подмеченными колоритными чёрточками характеров и отдельными недостатками (вроде привычного пьянства и тревожащей окружающих иностранной неотмирности), так и человечностью и неприкаянностью почти каждого деревенского жителя.
Хроники начинаются с того, что художники Василий Егоров и Рая Дубравина перебираются в деревню Урлово и начинают обживать дом Раиной бабушки Матрёны Филипповны, которой стало уже не под силу управляться с домашним хозяйством. Сюда коллег-супругов привлекают не только свежий воздух и размеренность жизненного ритма, но и новые впечатления, способные подпитать их творчество: «…из комнаты Раи на втором этаже была хорошо видна радуга, которая возникала всякий раз после дождя. Без радуги Рая не могла бы создавать свои замечательные иллюстрации для детских книг. Согласитесь, радуга на компьютере и радуга над рукотворным озером – разные» .
А вот так прочувствованно рассказывает автор о поездке за местной ягодой – куманикой: «Пахло прелой листвой, хвоей, грибами и мокрым папоротником. Тот особый запах, который заставляет таёжного человека перейти на особый шаг. Не трещать ветками, обходить валежины и осторожно ступать по мхам. Лес манит» .
Среди персонажей романа – этаких могикан деревни Урлово – выделяются политически подкованный тракторист Яшка Стограмм, совестливый егерь Гоша Панкратов по прозвищу Чаттерли, главврач психдиспансера Эсфирь Самойловна Айзензон (она же Айзензониха) и испытатель Витор Криштиану Палмейро (он же деревенский дурачок Витька Саудадин), «приблудившийся» в деревню из Питера. У каждого из них свой характер, своя история, свой взгляд на жизнь.
Также на протяжении книги автор ведёт игру смыслов с маской рассказчика: оказывается, что урловский следопыт-хроникёр Александр Купер собирает материал по заданию главного редактора газеты «Вечерняя Москва» Куприянова А.И.
Во второй половине книги к традиционной реалистической канве примешиваются фантастические элементы: над деревней, как спасители от местного Апокалипсиса, объявляются инопланетяне, а погибшие обретают вторые жизни в обликах лесных зверей, а один из них даже обретает право голоса: «Благодарение Создателю! Он переселил мою душу в ежа. <…> в первую очередь мне нужно было отыскать её, мою любимую...».
Определённой особенностью творческого метода автора видится стремление чрезмерно всё разъяснить, дополнительно указать читателю на очевидные ассоциации. Тут и краткий пересказ романа Д.Г. Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей», и не единичные пояснения вроде: «Порвал колбасу, как Тузик грелку. Есть такое выражение» . Предположу, что большинство жителей нашей страны такое выражение слышали, а многие из ныне поредевшего читательского братства сколькими-то годами раньше жадно проглотили и запомнили книгу Лоуренса.
Однако в целом перед нами книга, вместившая в себя интересное и остросовременное смешение жанровых направлений и стилистических особенностей: реалистического и фантастического, публицистики и лирики, рационального и по-человечески трогательного.
Исполненный света
Исполненный света
Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд
Галкина Валерия
Теги: Геннадий Григорьев , Небо на ремонте
Геннадий Григорьев. Небо на ремонте Стихотворения и поэмы СПб. ООО «Издательство «Пальмира» 2017 285 с. (Серия «Часть речи»)
Поэтический сборник «Небо на ремонте» знакомит современного читателя с творчеством Геннадия Григорьева – одного из самых ярких и популярных ленинградских поэтов 80-х и 90-х.
За что Григорьев получил такое народное признание? Что искали и находили люди в его стихах?
В первую очередь это особая магия поэтического дара – умение видеть поэзию не только в «высоком», но и в самом обыденном: в сломанном телевизоре, старой киноленте, казённой столовой.
А ещё – это способность простыми словами выразить свои взгляды на глубокие и сложные вопросы. Например, для рассуждения об искусстве поэту потребовалось всего шесть строк: