Родилась и живёт в Симферополе.
День рождения
О эта свежесть ноября,
тихонько дышащая утром.
Сегодня суждено кому-то
из первозданного ребра,
из тесноты небытия
прорваться первобытным криком
к влекущим городам и книгам
(наверно, это буду я!)
и звуком, что целит и ранит,
метаться в тысячах антенн,
как в седине морозной рани
живая нежность хризантем.
История любви
Хотеть это дело тех,
А мы друг для друга тени
отныне…
М. Цветаева
В квартире той уже который год
свой мерный быт ведут пенсионеры,
два старых попугайчика на жерди
да кактус на окошке – сир и гол.
Как далеко отсюда унесло
её, в весёлом платье из нейлона.
Где он сегодня? На каком изломе?
Чьи губы ищут светлый его лоб?
Днём всё здесь тихо. Но в ночную темь,
когда над городком колдует осень,
две тени, разграниченные осью,
рвут круг разлук, в одну сливаясь тень.
– Любимая, не погаси свечи,
не верь, что разлюблю, другую встречу.
Но помнишь – я же сам тебя учил! –
жизнь сколь прекрасна, столь и быстротечна.
– Мне страшно, милый.
Затупилась боль,
да так, что я сама себя не помню.
Что руку отсекут – не вскрикну «больно!»
…Я лишь муляж, оставленный тобой.
– А может быть, мы оба – муляжи,
два полых, опрокинутых сосуда,
две записи: «отсюда» и «досюда»?
– И что нам делать?
– Как нам дальше жить?..
В квартире той уже который год
свой мерный быт ведут пенсионеры,
два старых попугайчика на жерди
да кактус на окошке –
сир и гол.
* * *
Сердце стиснет так больно: «Отец»…
И проклюнется, зыблемый тишью,
этот шестериковский* мотивчик,
этот спрятанный в сердце птенец.
Не просила подарков больших,
не просила отцовских советов.
От тебя ж – и застенчивость эта,
и упрямство: хоть колья теши.
Там, откуда ушла без забот,
там, куда мне всю жизнь возвращаться,
рядом с тающим снегом акаций
вечно зелен мотивчик взойдёт.
Патефона волшебный ларец,
что ж пружина твоя оборвалась?
Эта рана не зарубцевалась –
мой так рано умолкший отец…
-------------
* Шестериковка – название рабочей слободы в Симферополе.
Зимняя сказка
Нахлынут новые снега,
застынут новые морозы,
и то, чего ты избегал,
прорежет наново борозды.
И станет истина горька,
а всё, что сделал – безполезно.
Она придёт издалека,
чтоб в синих сумерках исчезнуть.
И не позвать, не удержать –
Уйдёт, из пальцев ускользая.
И вновь одною силой сжат,
и вновь одною болью ранен.
…Каким тогда был чистым снег!
И в просветлении бессонном
ты понял вдруг – преграды нет,
что шаг – и станешь невесомым.
И вот тогда
из глубины
деревьев,
призрачно живая,
шла женщина – так ходят сны,
следов почти не оставляя.
…Но вспомнил ты, что есть молва,
есть слухи, старые обиды.
Ты ставни плотно закрывал,
чтобы никто не смел увидеть,
и счастлив был. Не замечал –
не в радость ей шелка и перстни,
прозрачность в худеньких плечах,
печаль в глазах её и песнях.
Из окон даль светла, светла,
всё легче становилось тело.
Она Снегурочкой была
и синей дымкой улетела…
но каждый год в тревожных снах
бежишь, и снег глотает звуки.
Там, над деревьями, она
к тебе протягивает руки.
Копилка памяти – великая вещь
Копилка памяти – великая вещьВыпуск 10 (19)
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Судьба актёра
Теги: Владимир Кенигсон , искусство , кинематограф
На сцене Владимир Кенигсон менялся до неузнаваемости
В 195-летней истории старейшего театра Крыма – Академического русского драматического им. М. Горького – немало ярких увлекательных страниц, одна из них связана с именем народного артиста СССР Владимира Кенигсона, прославившегося своими работами в Камерном и Малом театре, в кинематографе. А начинался творческий путь актёра в Крыму.