— Я не уловила смысла в последней части, — говорит она.
— Нам нужно верить, что у нас есть публика, — пытаюсь я ещё раз, — это что-то вроде зеркала тщеславия. У нас в принципе нет способности к самооценке, поэтому мы должны принимать эту оценку от других, даже если мы должны вообразить этих других, будто они видят нас такими, какими мы желаем быть увиденными.
— Всё становится довольно запутанно, я вижу, — говорит она.
— Находить смысл в этой эго-самости — вот что запутанно, а это просто ленивое времяпрепровождение за досужей прогулкой. Значение имеет не то, как работает фальшивый механизм, а лишь то, что он фальшив. Нет никаких причин разбирать и исследовать препятствия, которые вызывают у нас духовные запоры, — только прорываться сквозь и двигаться к следующему.
— Это не ведёт ни к чему из того, что мне нравится, — говорит она.
— А это ещё одно верование, от которого, ты, возможно, хотела бы избавиться — миф о блаженстве: вся идея в том, что свобода и счастье идут рука об руку. Ключ к счастью — это удобное ограничение, а не свобода. Мы верим, что свобода — это счастье, но боимся настоящей свободы пуще смерти. Инфраструктура фальшивого я — это грубое сдерживание, маска, клетка. Кто-то однажды сказал, что жизнь — это вопрос закапывания в нору, и это истина эго-бытия. Искусственная природа эго-самости требует конкретности в размерах и очертаниях, во времени и пространстве, в вере и понимании. Размеры чьей-то клетки — это размеры чьего-то бытия, потому что в действительности это одно и то же. Маска эго из папье-маше не обитает в клетке, она и есть клетка. Эго — это набор фальшивых ограничений, но истина не ограничена ничем. Что останется от надутого шара, если убрать всю резину? Ничто и всё, верно?
— Этого уже много для одного раза, — говорит она. — Я не понимаю, как такая вещь, как эго, может оставаться целой и не развалиться.
— Эмоции, вот клей. Эмоционально заряженные верования — вот всё, из чего состоит личность, и все твои верования можно переключить, как выключатель, или сжечь дотла; и снова встаёт вопрос: что же там назвать тобой? Эго-самость — коллекция мнений и верований, удерживающихся вместе связующей силой эмоциональной энергии. Когда энергия иссякает, эта маска из папье-маше проваливается обратно в ничто, из которого возникла: мусор к мусору, отбросы к отбросам.
* * *
Вот как выглядят в этой метафоре просветление и смерть. Когда маска эго-самости разрушена, есть этап, когда отделённая самоосознанность, пребывавшая внутри оболочки, поддерживает свою форму и целостность, будто это эмоциональная энергия удерживала её в целости, а не оболочка, или оболочка была просто эмоциональным силовым полем, в первую очередь. Когда структурная герметичность эго-маски нарушена, утечка конечной осознанности назад в бесконечное сознание происходит не сразу. Отделённая осознанность, которая была изолирована под маской, теряет свою форму медленно, как тающий в океане айсберг. Вот где я сейчас в процессе воссоединения с целым. Я потерял все свои углы и заострения. Я округлый и гладкий, следую по течениям и плыву с приливом. Я утратил и индивидуальность маски, и форму шарика. И ещё, претерпев процесс пробуждения из царства сновидений и ещё будучи в своём теле, я смог только ускорить естественный процесс воссоединения, который в самом конце должна претерпеть любая эго-самость, — утрату искусственных характеристик.
То же самое со смертью, я полагаю. Транспортное средство физической самости исчезает, а потом, со временем, распадается эмоциональная склейка эго-самости. Возможно, это объясняет феномен привидений: эго-самости, которые потеряли свои тела, всё ещё остаются до некоторой степени скреплены эмоциями. Возможно, поэтому они не сразу исчезают, их эмоциональная энергия всё ещё сильна за счёт мощных привязанностей или неразрешённых проблем.
Впрочем, ты можешь это сделать и по-другому: с умирающей эго-самостью и живым телом, это и есть просветление.
Нельзя быть мёртвым. Мёртвый — это не состояние бытия, как и небытие не является состоянием бытия, как ноль не является количеством. Ты, возможно, думаешь, что какая-то часть тебя живёт вечно, и ты прав, но та часть тебя абсолютно внеличностна, так что бессмертие на самом деле не твоё. Подумай о маске из папье-маше. Убери затвердевшую корку и что останется? То, что остаётся, когда маска исчезает, — это то, что было до её создания. Ты можешь называть это бесконечным сознанием или истиной, но ты не можешь назвать это собой, потому что не было никакого тебя до маски, и не будет после. Ты просто искусственно отделённая часть бесконечной осознанности, временно изолированная и определённая недолговечной эмоциональной целостностью эго-маски.
* * *
— Интересно, мне нужна новая практика? — спрашивает она. — Постоянное вопрошание «кто я?» больше не даёт ответа.
— Таких больших успехов ты можешь достичь только в своём уме-обезьянке, — отвечаю я. — Пришло время перенести твою практику из головы на бумагу. Записывай. То, что ты делаешь в голове, годится либо для неграмотных, либо ради осуществления подсознательного желания потерпеть неудачу. Ты можешь думать в миллион раз лучше снаружи своей головы, чем внутри, как лазер ярче лампочки.
— Теперь я не знаю, сколько мне ещё хочется думать.
— Тогда это хорошо бы записать и выяснить. Чего ты хочешь? С одной стороны, ты можешь захотеть быть поосторожнее. Твой ум, когда ты действительно начинаешь его использовать, похож на поджигателя, которым ты не управляешь. Как ты думаешь, что делает поджигатель в мире, состоящем из завес? Всё может довольно быстро пойти вразнос.
— Поджигатели, лазерные лучи, бомбы, маленькие ублюдки. С меня довольно, — говорит она. — Мне всё равно, что там выйдет из-под контроля. Меня очень утомило отсутствие результатов. Пока что весь результат — это ещё больше ничего, а я бы хотела хоть раз найти что-то, а не ничего.
— Попробуй записывать, — предлагаю я, — пусть даже наугад, просто посмотреть, как пойдёт. Начни с одной вещи и дай ей превратиться в другую, пусть станет тем, чем захочет. Ты не должна знать, откуда начинать, просто начни. Ты не должна знать, куда идти, просто иди. Начни процесс и позволь ему взять верх. Когда ты увидишь что-то тёмное и пугающее, смело иди туда. Если тебе не нравится писать, попробуй проговаривать. Отправляйся туда, где тебя точно никто не услышит и говори, и стенай, и проповедуй, и вопрошай, и требуй, и ори, и просто позволь выйти всему, что хочет выйти.
— Теперь это звучит, будто я снова в самом начале.
— Привыкай к этому. Это путешествие состоит из шагов. Когда заканчиваешь один, ты оказываешься в начале следующего. Каждый шаг — это целый процесс и, насколько я помню, ни один из них не весел.
* * *
А голосом сработает? Я не знаю. Это сработало для Бретт, которую мы видели в «Духовной войне». Весь её процесс, казалось, заключался в прогулках вокруг пруда, произнесении речей и бреда обо всём, что представало перед ней, убийства демонов, швыряния бомб, проклятий, криков, убийства отца, и упорных размышлений. Pondering — вот как следует это назвать.[16] А после скольких-то месяцев и лет, которые это заняло, она была Готова.
Сработает ли для тебя процесс духовного самопереваривания [spiritual autolysis]? Я не знаю. Я бы счёл, что это сработает для большинства искателей за одну сессию или даже меньше, потому что у большинства не так уж много жгучего недовольства, а есть просто своего рода эгоистическое желание быть просветлённым, потому что это звучит круто, что-то вроде быстрой машины или красивого тела на духовном уровне. Хочешь вызвать в себе недовольство, которого в данный момент не испытываешь? Зачем? Если твой маленький ублюдок спит, дай ему поспать. Если он проснётся, ты довольно скоро узнаешь об этом. Духовное самопереваривание, письменное или устное, — это способ переработать то, что хочет выйти наружу. Если ты не горишь изнутри, то тебе не нужно ничего перерабатывать. Нет никакого риска, это же не сейчас или никогда. Неправда, что нет такого времени, как настоящее, всё время настоящее. Если ты не должен этого делать, то зачем впрягаться? В этом нет светлой стороны.