Выбрать главу

Я думаю, никто персонально эту проблему решить не может. Речь идет о таком сочетании качеств — руководителей, персонала, которые их бы склеивал. Эти проблемы возникают в любой фирме, большой, маленькой: почему- то при каком-то сочетании условий человек начинает вкалывать, а при другом — нет.

То, что происходит сейчас в России, я называю латиноамериканским вариантом в византийском исполнении. У них, например, когда что-то взрывают, кто-то публично берет на себя ответственность: мы это взорвали, чтобы доказать.., чтобы добиться.., чтобы освободить... У нас никогда никто об этом вслух не объявляет, потому что кому надо, и так знает, кто взорвал, что и кому он хотел этим сказать...

Люди живут, имея в голове некие конструкции. Была конструкция демократического общества. Смотрят — кругом что-то не то происходит. Ничего, говорят, это переходный период. А кто сказал, что это — переходный, что он скоро или вообще когда-нибудь кончится? А все равно некоторое время все воспринимают из первоначальной, поэтизированной конструкции.

Мне кажется, страна сейчас разгадывает загадку, что она, новая изменившаяся, собой представляет. »

По жизни. Ключевое понятие нового отечественного фатализма. Противоположно имевшему хождение в семидесятые «по идее». Возврат от идейности к «естественности». Аналоги: «просто так», «судьба», «случайно», «не по должности (работе)». Соединение нового практицизма со стохастической картиной мира конца XX века.

Из анекдотов о HP

Гаишник останавливает машину «нового русского». Просит открыть багажник. Там — гранатомет.

— Что это значит?

— Это? Это — калькулятор.

— Какой калькулятор?! Вот у меня калькулятор.

— Э-э, братан, у тебя — для предварительных расчетов, а у меня — для окончательных.

Записала И. ПРУСС

Стена вместо холста

У каждой эпохи свой стиль. Что вносит в стиль жизни Москвы ранний капитализм, вы видели на предыдущих страницах. В каком-то смысле продолжением этого стиля можно считать живопись на стенах городских домов.

Хитроумные французы создали картину, полную иллюзий: лестница вдоль стены настоящая, а вот поднимающиеся по ней и высовывающиеся из окон люди нарисованы на стене.

Фото Евгения Эстрина

Реклама кофе рядом с метро «Октябрьская» тоже расположилась прямо на стене дома

Портрет Моны Лизы на стене дома в Великом Устюге значит следующее: здесь живет Лиза Это вам не «Лиза + Вася = любовь»! (Фото Ю. Деткова)

Это уже не розыгрыши и зашифрованные признания; это искусство. Оно возможно везде, в том числе и на стене дома. Жаль только, дом не будет стоять вечно...

Хуан Миро. Стенная живопись. 1950-1951 гг. Барселона.

Кент Твитчел. «Жених и невеста» Настенная живопись Лос-Анджелеса явно тяготеет к гиперреализму, особенно модному в восьмидесятые годы: изображение прикидывается фотографией.

РОССИЙСКИЙ КУРЬЕР

Нет пророков...

Я начал работать под руководством Михаила Владимировича Данилова в 1984 году в международном сотрудничестве «АРГУС», расположенном в немецком физическом центре ДЕЗИ в Гамбурге. Тогда он был молодым кандидатом наук и стремительно завоевывал себе авторитет на международной арене. Это была другая жизнь и другая наука с выездными комиссиями министерства, квартальными премиями и профсоюзными собраниями. В марте 1997 года он был избран членом-корреспондентом Российской Академии паук, а еще через два месяца стал директором Российского научного центра «Институт теоретической и экспериментальной физики».

Мысль написать эти строки возникла у меня в ноябре 1996 года, когда Данилову исполнилось пятьдесят лет. В былые застойные годы ему бы устроили приличное чествование, а в наше демократическое время никто и ухом не повел. Я в это время опить трудился в Гамбурге, правда, уже в другом эксперименте, и там это событие не осталось незамеченным. В один из декабрьских дней на всех досках объявлений ДЕЗИ появилась «молния»: «Профессор Данилов получил престижную немецкую премию Макса Планка. Поздравляем!» Не думаю, что немецкие академики старались угадать к пятидесятилетию, так уж у них удачно получилось. Про это никто на российской земле не сказал пи слова. А в районной гамбургской газете «Курьер Баренфельда» — что-то вроде «Вечерние Черемушки» — появилась большая фотография лауреата и интервью с ним на целую страницу.

В апреле 1997 года второй мой коллега по институту, Юрий Михаилович Зайцев, получил чуть менее престижную, но очень достойную американскую премию имени Панофского — и опять тишина в российской научной среде. Прямо беда: единицы российских ученых умудряются делать что-то действительно важное, добиваются международного признания, но в отечестве их просто не замечают. Обидно, очень обидно, поэтому я решил исправить совершенно вопиющую несправедливость и написать о том, что делает наш институт.

Институт теоретической и экспериментальной физики был создай в 1946 году для решения атомной проблемы. Первый директор академик Алиханов собрал очень мощную команду, и к шестидесятым годам тематика института сильно расширилась и охватила физику элементарных частиц, он постепенно стал одним из ведущих центров России в этой области. К концу семидесятых годов благодаря инициативе тогдашнего заместителя директора Валериана Григорьевича Шевченко сотрудники ИТЭФ стали принимать участие в международных экспериментах.

Сегодня институт активно участвует в двух больших экспериментах немецкого физического центра ДЕЗИ, в нескольких экспериментах Европейского центра ядерных исследований в Женеве, его сотрудники работают в США, Франции, Швеции и других странах. Сотрудничество с международными центрами — это главное, что не дало институту погибнуть в наше демократическое время. Причем участие это совсем не формальное: мы изготавливаем важные части строящихся установок.

Для строящейся в ДЕЗИ установки HERA-В в институте изготавливается несколько крупных частей. Первое — большие мюонные камеры для регистрации мюонов. Второе — калориметр для определения энергии частиц. Третье — система небольших камер для быстрой регистрация типа события и запуска всей установки. Почти половина огромного детектора размером с многоэтажный дом делается у нас. В большой установке каждая часть ее превращается в сложное производство. К примеру, калориметр состоит из нескольких тысяч модулей размером с большой кирпич. Каждый модуль — отдельный детектор, состоящий из пластин свинца и пластмассы, в которой проходящая частица оставляет след. Этот след чувствуют фотоумножители — приборы, превращающие свет в электрический сигнал. Одни такой «кирпич» сделать не очень сложно, а вот повторить его тысячу раз, причем в точности одинаковым,— проблема. Пришлось сделать специальное чистое помещение, а главное — организовать поточное и автоматизированное производство и контроль. Другая группа изготавливала шестиметровые мюонные камеры. Все удалось сделать вовремя, и сейчас все детекторы отправлены в Германию и там монтируются в установке. Она заработает в этом году и будет исследовать один нз самых интересных и непонятных эффектов микромира — нарушение комбинированной четности.

полную версию книги