Мир — наиболее совершенный организм и в то же время наиболее совершенное произведение искусства (Бог — величайший художник!). Поэтому путь к его Истине прокладывает не только наука, но и поэзия, искусство, воображение. Законы природы родственны законам красоты. Ступени, ведущие к Абсолюту,— это «мысли Бога» или «идеи», в которых Абсолют созерцает самого себя и реализует в объективных явлениях природы и истории. «Наивысшей степенью совершенства естествознания было бы полное одухотворение всех законов природы, которое превратило бы их в законы созерцания и мышления... Естествознанию присуща тенденция наделять природу разумом, именно в силу этой тенденции естествознание становится натурфилософией...»
Предметом натурфилософии, или «умозрительной физики», как ее иногда называл Шеллинг, становится природа, понимаемая нс как ряд разрозненных сфер или объектов, а как единый, живой и одухотворенный организм. Ф. Шеллинг резко противопоставлял это понимание современному ему естественнонаучному эмпиризму. Эмпирическое знание не может выйти за рамки механической картины мира, оно разрушает единство природы.
«Умозрительная физика» должна исследовать не отдельные природные объекты или предметные области, она занимается принципами, сообразно которым природа творит все свои формы. Поскольку формы природы берут начало в Абсолюте, систематическое знание которого о самом себе предшествует природе, человеческое знание об этих формах (или, что то же самое, об этом знании Абсолюта) должно предшествовать тому знанию, которое может быть получено в опыте. Эта умозрительная, априорная конструкция природы предшествует эмпирической науке и определяет ее содержание.
В борьбе за единство научной картины мира натурфилософы часто искали опору не в современной им науке, а в мировоззренческих конструкциях прошлою, в особенности эпохи Возрождения. Не случайно Ф. Шеллинг одну из своих работ раннего периода назвал «Бруно, или о божественном и природном начале вещей» (1802), непосредственно указывая на преемственность между своим учением об Абсолюте и возрожденческими представлениями о Вселенной как совершенном и Прекрасном организме. Обращаясь к имени и авторитету великого итальянского натурфилософа и мученика науки, Шеллинг перекликался и с другими героями «эпохи титанов», авторитет которых среди ученых и философов начала XIX века не выглядел столь бесспорным, например с Парацельсом (1493—1541), слывшем магом и колдуном, алхимиком и астрологом в большей степени, чем врачом и космологом, философом и антропологом, а также со средневековыми мыслителями, например с Мейстером Экхартом (1260— 1327) и Раймундом Луллием (1235—1315). Если же вести родословную этих идей в глубь веков, то предтечами идей немецкой натурфилософии стали бы и Климент Александрийский (150—216), и Тертуллиан (160—220), и Плотин (204—269), сам Платон (427—347 годы до новой эры) и, возможно, Пифагор (VI век до новой эры). В идеях Шеллинга можно услышать эхо и древневосточных мистических учений- индуизма, даосизма, буддизма — воззрение на мир как на единое органическое целое, а не механическую комбинацию первичных элементарных сущностей или определение пути понимания мира от целого к частному.
Столь резкий отход от позиций, завоеванных классической наукой, естественно, вызвал сопротивление большинства ученых и философов, среди которых были и выдающиеся: философ Я. Ф. Фриз, биологи М. Я. Шлейден, Э. Ж. Сент-Илер, физики Р. Майер, Г. Гельмгольц, Л. Больцман, математик К. Гаусс; они решительно отвергли претензии натурфилософии на роль новой научной парадигмы. Ее обвинили в возврате к средневековой схоластике или мистике, в стремлении подменить науку произвольной игрой воображения, именно такое к ней отношение к середине XIX века стало общепринятым.
Но некоторые ученые встали на сторону натурфилософии. Для одних она была страстным увлечением, впоследствии сменившимся разочарованием или даже резким критическим настроем (Г. X. Эрстед, Ю. Либих, А. Гумбольдт и другие). Другие — среди них были такие первоклассные естествоиспытатели, как И. Риттер, Л Окен и К. Г. Карус, Г. Т. Фехнер, Несс фон Эзенбек, впоследствии В. Оствальд,— были приверженцами натурфилософских идей, они черпали в них основания и ориентиры своих научных исследований.
К началу XIX века «ньютонианская», или механистическая картина мира уже не могла претендовать на роль общенаучной. Бурная дифференциация научного знания привела к тому, что картина распалась на плохо связанные между собой фрагменты. Но в культуре сохранилось сильнейшее устремление к единству человеческого и природного мира. Однако, на каких принципах можно было бы восстановить утраченное единство и вместе с тем открыть новые перспективы научного познания? Немецкая натурфилософия взяла на себя героическую задачу: нс дожидаясь, пока эти принципы будут выработаны естествознанием, сформулировать их в универсальной, «до- и сверхопытной» форме, а затем «подарить» их науке. Это были принцип развития, принцип единства органической и неорганической природы, принцип всеобщей связи, охватывающий сферы духа и материальной природы.
Разработка этих принципов — несомненная заслуга натурфилософии. Так, идею унитарности, всеобщей связи в природе, Шеллинг сформулировал еще в своей ранней работе «Идей к философии природы как введение в изучение этой науки» (1798), где высказал догадку о необходимой связи между электричеством и магнетизмом.
Немецкая натурфилософия, обращаясь к прошлому философии и будущему науки, в своем настоящем вступала в конфликт с испытывающим трудности, но все же могучим и привлекательным для большинства ученых идеалом эмпирического естествознания. Спор двух стратегий научного познания стал одним из факторов, определивших важнейшие интеллектуальные усилия эпохи. Гениальные гипотезы натурфилософов часто адресовались не современному, а будущему состоянию науки, и потому выглядели в глазах современников необузданной игрой фантазии. Со временем это отношение стало заметно меняться. Уважительные упоминании о заслугах натурфилософии можно встретить в высказываниях К Вайнзекера, М. Борна, Э. Шредингера и других лидеров современной науки Это понятно: в XX веке многое видится иначе.
Сейчас все чаще вспоминают слова величайшего из конструкторов универсальных картин мира — Й. Ньютона, сказанные им незадолго до смерти, о том, что он ощущает себя всего лишь ребенком, время от времени подбирающим прекрасные камушки и раковины, выносимые на берег океаном истины. А тоска по цельному мировоззрению, схватывающему мир природы и мир человека непротиворечивым единством, не только не ослабла, но несравненно усилилась, особенно перед ликом грозных и все углубляющихся глобальных кризисов, на волнах которых человечество вкатывается в XXI столетие. Поэтому эхо натурфилософских мечтаний звучит и в наше время.
Конечно, за этим вниманием к ним стоит не только нынешняя интеллектуальная зрелость науки, но весь трагический опыт культуры прошедших двух столетий. И, казалось бы, навсегда разрешенный не в пользу натурфилософии спор научных парадигм продолжает давать поучительные уроки.
«Осцилляция Разума»
Новая философия науки позволила выдающемуся датскому ученому, открывателю электромагнетизма Гансу Христиану Эрстеду увидеть в истории развития науки то, что не видели ни его современники, ни предшественники (зато позже заново открыли потомки).
Имя Г.-Х. Эрстеда принадлежит истории химии и физики; в его честь названа единица измерения напряженности магнитного поля. По легенде, качание магнитной иглы случайно обнаружил слуга Эрстеда Из этой легенды делались глубокомысленные заключения о роли случая и удачи в научном познании, однако ни сама легенда, ни подобные выводы . не заслуживают серьезного к ним отношения. Эрстед сознательно и настойчиво в течение многих лет искал связь между электричеством, светом, теплотой и магнетизмом, и пришедшая к нему удача была заслуженным плодом этих усилий.