Несколько лет тому назад в Народный архив позвонил пожилой человек и сказал, что он был очевидцем похорон Сталина и событий на Трубной площади. Он готов к тому, чтобы его воспоминания были записаны на пленку и остались в Народном архиве. Наш архив тогда еще не бедствовал, и у него были небольшие средства для того, чтобы иозволить себе делать записи на аудио- и видеопленку. Наташа Ландышева, опытная сотрудница архива, записала рассказ Александра Николаевича Саркисова, человека с причудливой судьбой.
Родился в Кисловодске, перебрался в Москву, воевал и только в 1947 году демобилизовался. Видимо, был неилохнм музыкантом, так как работал в Мосэстраде, играл на барабане в оркестрах московских ресторанов. Ресторан — особое присутственное место: люди расковываются, едят, танцуют, а главное — пьют и болтают. (Вспомните застолья Сталина, где все его соратники обязаны были пить и говорить. Судьба многих из них решалась за пиршественным столом.) Так что у Александра Николаевича была удобная в жизни позиция, и, видимо, поэтому ему в 1950 году предложили перейти на службу в МГБ. Быстро продвигаясь по служебной лестнице, он вскоре стал помощником оперуполномоченного Щербаковского райотдела МГБ, здание которого располагалось рядом с Институтом имени Склифосовского и недалеко от Трубной площади. Работа была хлопотливой и напряженной. Но словам Александра Николаевича, «критерий нашей работы был таков: любой работник или любой отдел оценивался но количеству арестов». Впрочем, жизнь и работа нашего героя интересны сами по себе, а мы же ведем речь о смерти.
Саркисов вспоминал: «Хочу рассказать о днях похорон Сталина, о 53-м годе. Я в то время обслуживал институт Склифосовского. И вот появляются сведения о том, что Сталин серьезно болей. Тогда в течение трех или четырех дней печатались бюллетени о состоянии здоровья Сталина. Наконец, сообщили, что Сталин умер. Это было, конечно, страшное потрясение для всей страны, для всех людей, даже у нас сотрудники плакали по-настоящему.
И вот наступил день похорон. Объявили, что тело будет доставлено в Дом Союзов и доступ будет, по-моему, с часу дня и до позднего вечера. Причем никакой плановости маршрута к Дому Союзов. И еще до того, как открыть доступ к нему, народ начал стекаться всеми правдами и неправдами, всеми улицами, переулками к Дому Союзов. Люди лезли по крышам домов, с дома на дом, через стены. Правда» были перекрыты все вокзалы, все шоссе, чтобы как-то уменьшить приток народа в город. Проезжали по особым пропускам, потому что не только Подмосковье ехало в эти дни, но даже из других городов. Причем все стихийно. После открытия Дома Союзов к нам в отдел поступили сведения, что в районе Трубной площади произошло ЧП. Что же там случилось? Толпа народа шла по Сретенке со стороны Красных ворот. В районе Сретенских ворот находятся два съезда вниз к Трубной площади, которые были перекрыты грузовыми машинами. Увидев, естественно, что сквер более или менее свободен, толпа устремилась вниз по этим двум спускам, сметая все на пути. Даже эти грузовики, как говорили очевидцы, катились вниз. Естественно, первые ряды, которые попали под эту лавину, упали, по ним шли, давили. Вот какая произошла трагедия.
Надо было принимать меры. Проникнуть туда было невозможно, потому что все проходы, все доступы к площади были закрыты толпой. Правда, как потом выяснилось, уже когда более или менее этот поток схлынул, люди сами стали удавленные трупы растаскивать по подъездам домов в районе Трубной площади. И спустя уже некоторое время, когда можно было туда пробраться, машины «скорой помощи» из института Склифосовского начали подъезжать через переулки. Я появился в институте Склифосовского.., когда уже к вечеру пришли две грузовые машины. Было указание трупы относить в морг института. В общей сложности на мою память их было около четырехсот. Почти у всех кровоподтеки изо рта, из уха, из носа, синева такая. Видны следы удушений.
Слух о том, что произошло на Трубной площади, моментально разнесся по всему городу. И вот представляете, время идет, кто-то пошел прощаться со Сталиным и в позднее время его дома нет. Естественно, начались звонки в институт Склифосовского, пет ли там в числе пострадавших их родственников, родных или близких. Но было указание на эти телефонные звонки никаких ответов не давать. То есть как будто бы ничего не случилось. Однако народ через некоторое время буквально толпами повалил к институту, окружил его с требованием разрешить все вопросы. Были вызваны наряды милиции, которые никого не пускали. Единственно за все время появился полковник, который предъявил документы, что он из личной охраны Никиты Сергеевича Хрущева и разыскивает его сына Сергея, который якобы в это время, по их расчету, проходил у Сретенских ворот с Политехническим институтом, в котором учился, и нет ли его. Мы его, естественно, пустили в морг. Он прошел, посмотрел и сказал, что его нет. И его действительно не было, потому что он сейчас жив.
Мы начали устанавливать погибших. На тех, у кого были документы, сделали список. У кого не было документов — фотографии. Установили почти всех. Осталось несколько человек неизвестных.
Буквально на второй или третий день после этого разрешили доступ в институт. В дирекции было помещение, где находились списки, фотографии. В присутствии медицинской сестры и врача мы начали принимать людей, чтобы те могли удостовериться, их ли это родственник. Многие не находили. А те, кто обнаружил своих близких... Это была целая трагедия. Немедленно оказывалась медицинская помощь. Когда все было завершено (это длилось, пожалуй, трос суток), команда опять же из МГК от Фурисвой, приказали, чтобы трупы выдавались родственникам только в ночное время. Днем трупы не выдавались. Ночью подъезжали родственники с гробом, с одеждой. Возраст погибших — до сорока лет, среди них были женщины, дети, военнослужащие.
Я должен сказать, что после этой трагедии в тот же день, только в девять часов вечера, было сообщение по радио о маршруте движения к Дому Союзов: по Садовой улице, потом по улице Чернышевского. Об этих трагических событиях официально сообщено не было. И в народе ходили слухи, что число погибших доходило до тысячи человек.
Мне довелось присутствовать на Красной Площади в день похорон Сталина. Был образован такой квадрат из присутствующих напротив Мавзолея, в числе которых присутствовало 60 работников МГБ. Было так тесно стоять, что невозможно было поднять руки. Помню, с трибуны Мавзолея выступление Молотова, который говорил с большим заиканием и со слезами. И наоборот, выступление Берии — четкое, сухое».
Всего лишь через несколько месяцев Берия будет убит, а Молотов через десятилетия своими глазами увидит последние дни империи.
История — это жизнь каждого из нас. И никто се не делает, кроме нас самих, так как всегда есть выбор. Но никто не волен выбрать эпоху, в которой родиться. Недаром поэт сказал: «Времена не выбирают, в них живут и умирают». И Сталин не выбирал, так как не был Богом. Смертный, как и все, он родился, жил и умер то ли 1, а может быть, 3 или 5 марта 1953 года. Но жизнь свою он выстроил сам. Поэтому отчет о пей оп будет давать бесконечно. Бог истории терпелив.
Документы, использованные в статье, подобраны ведущим научным сотрудником ЦДНА Г. И. Поповой. •
А. Добрицын «Реквием»
Владимир Иваницкий
Из фундаментального «Лексикона»...
Продолжение. Начало — в номере 2 за 1998 год.
Крыша. Защита, прикрытие криминальной деятельности сверху. Не имеет отношения к выражению «Крыша поехала» (см.). Но, как и там, опирается на пространственную модель полуфольклорного сознания. Верх представлен властями (головой), низ — подчиненными (в рамках телесной метафоры руками - ногами — орудиями, подчиняющимися голове); атаман звался «головой» недаром. Другая базовая модель фольклорного мироздания: Общество-Дом. Именно крыша защищает всех живущих в доме от суровостей Неба. Небо практически во всех религиях — высшая власть, нечто вроде Бога или прямо Бог. Отсюда при желании легко выводится устройство нравственности, точнее, БЕЗнравственноети, функционирующей в обществе, имеющем соц. институт «крыш». Великий Инквизитор в притче Достоевского некоторым образом тоже был крышей...