Комендант отпрянул назад, взвизгнув:
— Ах ты, швайн! Ты портить мою дорогую вещь!..
Он сунул руку в карман брюк, где держал пистолет, но вытащить его сразу не смог.
— Не стреляйте его, герр штурмбанфюрер, — выкрикнул толстоплечий и крупнолицый охранник. — Он ищет легкой смерти.
Комендант резко повернулся.
— Что ты сказал?
Вместо ответа охранник вытянул перед собой огромный кулачище, оттопырил указательный палец, затем согнул, будто нажимая гашетку. Дрюкашка понимающе кивнул и погрозил Устругову пальцем.
— Не будет тебе легкий смерть.
Потом, обращаясь к охране, закричал:
— Бить его, чтобы лежачим стал! Поднимется на ноги — еще бить, еще поднимется — опять бить. Потом повесим.
Я не удержался и закричал, что коменданту не миновать расплаты. Дрюкашка удивленно посмотрел на меня и махнул охранникам:
— И этого.
Затем, шествуя, как на параде, вдоль шеренги заключенных, он совал кулаком в лайковой перчатке в сторону выбранных и тут же осужденных им людей:
— И этого… и этого… и этого…
Толстоплечий обладатель огромного кулака сказал что-то другим охранникам, показав на Устругова. Те изучающе осмотрели его. Один из охранников протянул толстоплечему руку, а другой ребром своей ладони разрубил их рукопожатие. Они держали какое-то пари. Толстоплечий направился к Георгию, постоял немного, самодовольно осклабившись, потом коротко размахнулся и ударил в подбородок. Устругов охнул, откинув резко голову назад, отступил, но на ногах удержался.
Охранники засмеялись.
— Проиграл, проиграл! — выкрикнул кто-то из них.
— Готовь бутылку коньяку…
Толстоплечий, расставив ноги пошире, снова размахнулся и ударил моего товарища, вложив е удар силу и вес своего крупного тела. Георгий опять устоял. Это вызвало еще больший хохот и крики:
— Две бутылки коньяку!.. Две бутылки… Две, две…
Охранник бросился на Устругова, повалил на землю и стал топтать ногами.
Позже мы узнали: физически очень сильный, но тупой и злобный Гробокопатель — т ак звали в лагере охранника — хвастал, что одним ударом собьет с ног любого заключенного. Он предлагал своим товарищам пари и всегда выигрывал. Это было нетрудно: истощенные голодом и побоями заключенные были слабы. Не сбив Георгия ни с первого, ни со второго удара, Гробокопатель выставил две бутылки коньяку и предложил повторить пари. Он уговорил Дрюкашку пока не вешать Устругова.
Через несколько дней, как только Георгий поднялся на ноги, охранник, надеясь отыграться, снова попробовал свои кулаки. Не сумев бросить Георгия на землю с первого удара, он опять избил его. Это повторялось много раз.
Мы понимали: как только Гробокопатель выиграет пари, Устругова отправят на виселицу. Почти всем бараком заключенные помогали Георгию набраться побольше сил. Провожая на тяжкое испытание, просили:
— Держись, Егор, крепче держись… Только один удар… Понимаешь — один!..
В тот первый день, проиграв пари, Гробокопатель обрушился на новых заключенных с особым ожесточением. Избитых и обезображенных, нас с Георгием приволокли в барак штрафных.
Первое, что увидел я, очнувшись, была большая толстая петля виселицы, заглядывавшая в окошко. Я невольно прошептал:
Конец…
— До конца еще далеко, брате мой, если человек сам говорит «конец», — возразил кто-то.
Оторвав глаза от окошка, я увидел прямо над собой изуродованное лицо. На худых, ввалившихся щеках, будто кляксы, расплывались синяки и кровоподтеки, большой рано облысевший лоб бороздили шрамы, разбитый нос распух. Наверное, человек заметил испуг в моих глазах.
— Страшно? — И сам же ответил: — Да, разукрасили, постарались.
— Охранники?
— Кто же еще!
Он вытер мокрой тряпкой мой лоб.
— Им нравится калечить людей, Это Дрюкашка «смягчает» новых заключенных, чтобы боялись и послушней были.
— Всех он так встречает?
Сосед утвердительно кивнул головой.
— Почти всех. Правда, вас с товарищем отделали сильнее, чем обычно. Приятель твой трость коменданта сломал, а тот с ней не расставался: признак благородного происхождения. Вам еще повезло. Он мог пристрелить обоих там же.