Я боялся за Василия: слов нет, он хитер и ловок, но физически для такого дела слаб.
— Ты не имеешь права рисковать собой, — сказал я.
Самарцев вскинул на меня глаза.
— Это почему же?
— Потому что без тебя нам не обойтись после.
Схваткой с конвоем побег только начинался. Ее удачный исход мог лишь открыть путь на волю. Долгий и трудный путь этот вел через большую враждебную страну, и беглецов всюду подстерегала опасность. Самарцев знал это. Бежав из лагеря военнопленных под Гамбургом, он прошел всю Германию, Польшу и в Белоруссии попал в руки немецкой полевой полиции потому, что не бросил заболевших спутников-беглецов. Потеряв Василия в схватке, мы лишились бы надежного проводника и вожака.
— Ты напрасно отправляешь меня на тот свет, — с усмешкой заметил он, поняв мои опасения. — Устругов твой крепок и силен, только в таком деле сила не главное. Тут нужна прежде всего ловкость. Смелая и осторожная ловкость. — И заключил категорично, почти резко: —Ты будешь с ним в центре колонны.
Жариков опять молча наклонил голову: одобрял Самарцева.
— Где начнем? — спросил капитан.
Самарцев вглядывался в мутную даль, где на фоне темной гряды леса обозначились фермы большого моста.
— Думаю, на мосту.
— Правильно, — одобрил капитан.
— Верно, лучшего места не найти, — согласился я, когда Василий вопросительно посмотрел на меня.
Я и сам подумал о мосте, как только колонна повернула на дорогу, по которой нас с Уструговым доставили в лагерь. Тогда конвоиры, державшиеся по обочинам дороги, на мосту пошли вплотную с заключенными. Это запомнилось мне особенно хорошо, потому что там у Георгия появилось вдруг желание схватить ближайшего эсэсовца и броситься с ним вниз, в воду…
Оставалось только ждать, пойдут ли охранники вместе с заключенными. Если пойдут — нам повезло! У нас в руках железные лопаты, и схватка будет рукопашной.
Возвращаясь на свое место, я бросал быстрые взгляды на соседей. Выискивал товарищей. В однообразной толпе нелегко было найти их. Обнаружив кого-нибудь, я шел с ним рядом, шепотом передавал приказ, затем находил другого и так же тихо объяснял, что нужно делать.
За нашей спиной скрылись, потонув в белой мгле, крыши бараков и сторожевые вышки проклятого лагеря. Я пробыл в нем пять месяцев, а постарел, казалось, на пятьдесят лет.
Впереди все отчетливее темнел лес, все яснее выступали фермы моста. Конвоиры, шагавшие по обочинам дороги, все чаще прижимались к заключенным. Они вливались в толпу, выделяясь среди полосатых фигур темно-зеленой одеждой да автоматами, висевшими на груди. Я уже примеривался на глазок, смогу ли достать лопатой «своего» охранника.
С опасением и надеждой посматривал я назад, в хвост колонны. Один за другим отставали Самарцев, Зверин, Егоров, пока все трое не оказались в самом последнем ряду. Василий уныло плелся, втянув голову в поднятые плечи и глядя себе под ноги. Со стороны никак нельзя было догадаться, что он приготовился к схватке. Так же уныло брел Егоров, хотя ему трудно было согнуть мощную спину и опустить квадратные плечи. Да, на Егорова можно было положиться. Этот парень дела не испортит.
Хуже вел себя Зверин. Он слишком часто вскидывал голову и посматривал на конвоиров так, будто собирался броситься на них сию секунду. Самарцев, думал я, напрасно рисковал, взяв его с собой в хвост колонны. Конечно, Михаил смел, быстр и увертлив, как кошка, у него цепкие, сильные руки, но характер его уж очень неустойчив.
В голове колонны я видел широкие плечи Жарикова. Он шел, немного наклонив голову вправо, будто прислушивался к тому, что говорил ему Федунов. Они держались в третьем ряду и могли, сделав несколько широких шагов, оказаться прямо за спиной начальника конвоя.
Ближайшие товарищи, которым я передал приказ Самарцева, плохо скрывали нетерпение. Даже Устругов, шедший рядом, уже несколько раз показывал глазами на конвоиров, подходивших вплотную, точно подталкивал: пора начинать. Я отрицательно качал головой и почти беззвучно напоминал:
— На мосту.
Красноватый каркас моста медленно надвигался на нас.
Теперь ясно различались отдельные фермы и переплеты, оранжевые бочки с песком, поставленные у входа на мост, и даже зеленоватые стеклянные изоляторы телеграфа, прилипшие к фермам. С реки поднимался пар.
Чем ближе подходила колонна к мосту, тем беспокойнее становилось у меня на сердце. А вдруг начальник конвоя разделит охранников на две группы: одна пойдет впереди, вторая позади колонны? Тогда все расчеты наши и надежды рухнут!