Улыбаясь, Эдуард Грили заметил:
— Галич никак не может решить: следует ли называть родной город Варшау, как его называют оккупанты, или можно уже звать Варшавой.
— Он что же, не уверен в финале? — задиристо спросил Андрей.
— Что называть финалом?
— Когда поднимается такой ветер, его не остановить.
— О-о! — Грили глянул на Андрея. — Я вам завидую. Мне не все так ясно.
На поддержку Андрею пришел Анри:
— Мой друг Андре прав.
— И, значит, все мельницы станут вертеться в другую сторону? — с иронией заметил Грили.
— Те, на которые дуем мы, во всяком случае! — сказал Анри.
— Вы так же думаете, Лесс? — спросил Грили.
— Что касается моей, то никакой черт не заставит ее вертеться против моей воли. — Галич сверкнул белыми зубами: — Только туда, куда хочу я! Выпьем?!
Выпили. Если бы не вино, быть может, и Анри — всегда выдержанный и строгий майор Ренэ Анри — в ответ на просьбу Галича удивить читателей его газеты не сказал бы Андрею:
— Покажем гостям что-нибудь такое… Советско-французская дружба?! Есть идея: связываем два самолета — и немножко пилотажа. Именно сейчас, здесь. А если прилетят «мессершмитты» — деремся вместе. А?
— Согласен.
— Нам нужна такая, — сказал Анри и показал на ленту, вплетенную в волосы официантки, — только подлинней.
Добавили еще одну. Связали.
— Коротковато, а? — забеспокоился Анри.
— Сойдет! — сказал Андрей.
И вот — петля, «силь ву плэ», посадка.
Вот тут-то Лесс и придумал «талисман дружбы».
— Вы двое стоите того, чтобы разломить талисман. Когда-нибудь, когда вы уже забудете обо всем, что тут было, узнаете друг друга по этим кусочкам. Приставите их один к другому, обниметесь…
— А почему только они двое? — спросил Барнс. — Уж загадывать встречу, так всем вместе.
— В шесть часов вечера после войны?! — крикнул Андрей.
— После этой, последней войны, — поправил Грили.
— Ну, насчет последней… — усмехнулся Барнс.
— Непременно последней! — настаивал ГриЛи. — Люди придумают сыворотку, убивающую в мозгу клетку войны, и просто перестанут понимать, что такое война…
— Уж я-то знаю фашистов, — авторитетно заявил Лесс. — Они немедленно изобретут антисыворотку и будут прививать ее при рождении.
— Я, как социалист… — начал было Грили, но его перебил Анри:
— Социалист его величества?..
Пропустив колкость мимо ушей, Грили настойчиво продолжал свое:
— Все мы… вы, вы… все, кроме мистера Черных, пришли на войну с почтовых, пассажирских, транспортных машин, и все мы должны на них вернуться. И не только мы четверо, но и вы, мистер Черных, после этой войны снимете погоны и будете летать на линии Москва — Париж — Лондон…
Опять заспорили о сроках, о месте встречи, стали искать, что бы разломить на пять частей. Галич потянул торчавшую из кармана Андреевой гимнастерки открытку:
— Вот разорвем…
И разорвали. И выпили на прощанье.
А наутро — рассвирепевший комдив, жестокий разнос за «фокусы в воздухе»…
Как давно все это было…
ИСПЫТАНИЕ
Андрей шел по исполосованному бетоном полю аэродрома и думал о том, что предстоит сегодня. Сначала, как обычно, врач тщательно проверит его сердце, дыхание, реакции — все, что должно быть в исправности у пилота вообще и у пилота гиперзвуковой машины в особенности. Подчас такие проверки кажутся лишними. Но Андрей понимал: за все происходящее с человеком в полете врач несет ответственность не меньшую, нежели инженеры, механики, аэрологи. Ведь вместе с ракетопланом тело Андрея испытает нагрузки настоящего артиллерийского снаряда! Нужно иметь поистине железный организм, чтобы вынести переход к полету со скоростью в шесть, семь, девять раз быстрее звука. Когда летчиков начинают тренировать, то всего несколько секунд «провесив» на какую-нибудь полутонну больше собственного веса, они перестают подчас соображать, видеть, теряют способность контролировать свои движения. Артериальное давление крови оказывается недостаточным для снабжения мозга кислородом.
Впрочем, куда больше собственного самочувствия Андрея заботит сейчас работа катализатора КЧК. Ведь испытания КЧК — главное задание сегодняшнего полета. Когда МАК приблизится к блиндажу с условной атомной «бомбой», электронное устройство приведет в действие КЧК, и урановый заряд «бомбы» превратится в безобидный свинец. Эта операция будет повторена, при прохождении над второй условной «бомбой» — водородной. Ее заряд станет инертным гелием, и заключенная в ней потенциальная энергия взрыва будет обезврежена.