— Вы, Дмитрий, — продолжал Люций все тем же, словно скованным, голосом, — стали жертвой ненасытного научного любопытства. Это доказывает, что даже века не в силах изменить человека, сделать его более благоразумным, когда дело коснется жажды познания.
Он вскочил и быстро прошелся по павильону, к двери и обратно. Волгин видел, как сильно сжимал он пальцы рук и как трудно дышала его широкая грудь. Волнение Люция передалось и ему.
— Объяснитесь яснее, — сказал он. — Мне кажется, вам не в чем упрекать свою совесть. Вы вернули мне здоровье. И я вам очень благодарен. Будьте же решительнее, Люций!
— Вы мне благодарны? — Люций опять сел на постель к Волгину. — Это потому, что вы ничего не знаете. Но будете ли вы так же благодарны, когда узнаете все?
— Думаю, что да. Вы боитесь сказать, что я нахожусь далеко от родины и что с момента, когда я потерял сознание, прошло очень много времени. Но я это знаю. Пусть даже прошло много десятилетий, это меня не испугает.
Люций грустно улыбнулся.
— Пусть даже прошло много десятилетий, — повторил за Волгиным Люций. — Но, — он замолчал, тяжело перевел дыхание и быстро, точно боясь, что у него не хватит силы докончить, сказал: — Что вы скажете, если прошло не много десятилетий, а много столетий?
Волгин вздрогнул. Выражение страдания, появившееся на лице Люция, показалось ему зловещим. Как молния, мелькнуло в его мозгу воспоминание о всех необъяснимых загадках, которые он тщетно старался понять.
Нет, ЭТОГО он не мог ожидать!
— Что вы сказали? — прошептал Волгин.
— Правду, — обычным своим голосом ответил Люций. Казалось, что, высказав, наконец, истину, он сразу успокоился. — Вы действительно… проснулись не только в другом веке, но и в другой исторической эпохе.
Волгин закрыл глаза.
Его разум не то чтобы отказывался верить тому, что он услышал, но не мог сразу воспринять сказанного. Это было слишком невероятно. Но все же Волгин ни на секунду не подумал, что Люций его обманывает. В сущности, он давно подозревал что-либо подобное. Наблюдения за окружающим подготовили его к удару, и он поразил Волгина не столь сильно, как, по-видимому, опасался того Люций.
— Какой сейчас год?
Ответа не последовало. Волгин открыл глаза.
Совсем близко он видел красивую, благородную голову, высокий лоб под густыми и темными волосами. Брови Люция были сдвинуты, и он пристально смотрел прямо перед собой. Волгин с совсем иным, чем прежде, чувством окинул взглядом всю мощную фигуру своего врача. Он точно увидел его впервые.
Так вот почему они не похожи на обычных людей! Это не люди двадцатого века, как он думал. Это люди новой исторической эпохи.
— Какой сейчас год? — повторил Волгин.
Темные глаза Волгина смотрели на Люция спокойно и прямо. В этих глазах не заметно было особого волнения. Тонкие губы были плотно сжаты.
При виде радостного изумления, которое отразилось на лице Люция, Волгин улыбнулся.
— Вы думали, что я потеряю сознание от ваших слов или со мной случится истерика, — сказал он. — Вы не знаете людей нашего поколения. Я перенес в своей жизни много ударов, но они меня не сломили.
Люций схватил его руки и сжал их.
— Вы удивительный человек! — взволнованно сказал он. — Я бесконечно рад, что вы такой. Меня предупреждали… мне говорили… я опасался самых тяжелых последствий…
— Люди, которые вам это говорили, — сказал Волгин, — очевидно, не привыкли к тяжелым испытаниям. А мы жили в трудную эпоху и научились противостоять им. Говорите же, наконец, какой сейчас год?
— На этот вопрос, — ответил Люций, — нельзя ответить прямо. Если я назову вам цифру, она вам ничего не скажет и вы все-таки не будете знать правды. Вы меня так обрадовали, Дмитрий, что мне стало совсем легко исполнять свою обязанность. Когда вы родились? — неожиданно спросил он.
— В тысяча девятьсот четырнадцатом году, — ответил Волгин.
— В тысяча девятьсот четырнадцатом году старой эры?
— Не слыхал о такой эре. Но все равно! Я родился, если вам так угодно, в тысяча девятьсот четырнадцатом году после рождества Христова. Вы задаете странные вопросы, — прибавил Волгин, — вместо того чтобы ответить на мой вопрос.
Казалось, Люций не слышал слов Волгина. Он смотрел на него взглядом, в котором были восторг и недоверие.
— За три года до Великой революции! — тихо сказал он. — Этого не может быть!