— Вы ненавидите меня, да?
Здесь я делаю паузу, Морис.
Я написал последнее предложение, положил перо и закрыл глаза руками, долго думая над тем, что напишу дальше. Я провел два часа в спальне мадам Тевенэ. И в последнюю минуту — ты еще услышишь почему — я выбежал из дома как сумасшедший.
В этот ранний вечер на улицах было тесно от многочисленных прохожих, омнибусов и карет. Не зная другого пристанища, кроме салуна, где я уже успел побывать, я дал его адрес кучеру. У меня голова кружилась от голода — ведь я ничего не ел с тех пор, но все, что я хотел — это открыть свое сердце друзьям, так просившим меня вернуться.
Множество незнакомых людей толпилось у стойки бара. Из тех, кто дружески приветствовал и обнимал меня, никого уже не было, кроме древнего старика, хваставшего дружбой с генералом Вашингтоном. Но и он лежал мертвецки пьяный возле ящика с опилками, служившего плевательницей для посетителей бара. Я был так тронут, что не удержался и сунул ему в карман несколько мелких кредиток: ведь он один дождался меня.
Впрочем, нет, был и другой.
Я, однако, не думаю, что он остался здесь ради меня. Тем не менее мистер Перли по-прежнему одиноко сидел за столиком у колонны под газовым рожком и задумчиво рассматривал пустой бокал.
— Сэр! — воскликнул я. — Разрешите безумцу присесть к вашему столику.
Погруженный в свои мысли, мистер Перли вздрогнул. Он был трезв, я это видел. И выглядел особенно изможденным скорее от недостатка спиртного, чем от его избытка.
— Вы оказываете мне честь, сэр, — сказал он, заикаясь, и встал из-за стола. Потом оглянулся, хотел позвать официанта, но, пошарив рукой в кармане, смущенно замялся.
— Нет-нет, — остановил его я. — Если настаиваете, мистер Перли, вы, конечно, можете заплатить за вторую бутылку. Но первая — моя. У меня тоскливо на душе, и мне просто необходимо поговорить с джентльменом.
Как только я сказал это, выражение лица мистера Перли резко изменилось. Он сел и вежливо поощрительно кивнул мне. Его выразительные глаза внимательно наблюдали за мной.
— А вы больны, мистер Лафайет, — сказал он. — Только приехали и уже попали в беду в нашей цивилизованной стране.
— Да, я попал в беду. Но не из-за цивилизации, а из-за ее отсутствия, — и я ударил кулаком по столу. — Я попал в беду, мистер Перли, из-за волшебства и чудес. Я попал в беду из-за дурацкой загадки, перед которой бессильна любая человеческая проницательность.
Мистер Перли странно посмотрел на меня. Но нам уже принесли бутылку бренди, и он дрожащей рукой поспешно наполнил мой бокал и налил себе.
— Чрезвычайно любопытно, — заметил он, рассматривая бокал, — наверное, убийство?
— Нет. Исчез ценнейший документ. Не помог даже самый тщательный полицейский розыск.
Мистер Перли взглянул недоверчиво: вероятно, ему показалось, что я над ним подшучиваю.
— Документ, говорите? — он засмеялся как-то странно. — Не письмо случайно?
— Нет, нет. Завещание. Три огромных листа пергаментной бумаги. Вот послушайте.
Мистер Перли быстро долил содовой в бокал с бренди и отхлебнул добрую треть.
— Мадам Тевенэ, о которой вы слышали от меня в этом кафе, — продолжал я, — была тяжело больным человеком. Но она, по крайней мере до сегодняшнего утра, не была прикована к постели. Она могла вставать, двигаться, даже ходить по комнате. Ее увезла из Парижа от семьи одна завистливая женщина, которую мы зовем Иезавелью.
Но здешний адвокат мосье Дюрок знал, что мадам очень жалела об этом и сознавала свою вину перед дочерью. И вот вчера вечером, несмотря на все происки Иезавели, мадам подписала завещание, объявлявшее дочь наследницей всего ее состояния.
А дочь ее, Клодина, так нуждается в этих деньгах! Конечно, и я и мой брат — у нас достаточно средств для этого — могли бы о ней позаботиться, но от нас она не взяла бы и су. А жених ее, лейтенант Деляж, так же беден, как и она. К тому же она очень больна и если не переедет из Франции в Швейцарию, то, несомненно, умрет. У нее чахотка, и притом в той стадии — я не скрываю этого от вас, — когда помощь нужна немедленно.
Мистер Перли все еще держал в руке недопитый бокал.
Он верил мне, я чувствовал это. Ни кровинки не было в лице его, оно почти сливалось с кисейным жабо его белой сорочки.
— Деньги — это такая мелочь, — прошептал он, — такая мелочь…
Он, наконец, допил свой бокал.
— Вы не думаете, что я подшучиваю над вами?
— Нет, нет, — запротестовал он, — я знаю о таком случае. Тоже одна дама. Она умерла. Пожалуйста, продолжайте.