Год снял трубку телефона.
— Говорит доктор Год, — сказал он, когда убедился, что Санхорто у телефона. — Я принимаю ваше приглашение. Но я могу явиться только под защитой своего аппарата. Поэтому благоволите принять меня под открытым небом и предупредите всех, кто будет присутствовать при переговорах, что приближаться ко мне более чем на четыре метра опасно.
Год вошел в широко распахнутые стальные ворота и оглянулся. Перед ним был просторный двор, посыпанный гравием. В глубине двора стоял сумрачный железобетонный дом Санхорто. Вокруг — ни души. Два офицера, вооруженные с ног до головы, вышли из дома и направились навстречу Году. Они остановились на почтительном расстоянии, и один из них сказал ледяным тоном:
— Его высокопревосходительство генерал сейчас примет вас…
Внезапно Год услышал позади себя шум мотоцикла и оглянулся. В коляске мотоцикла сидел маленький сморщенный старичок с обезьяньей физиономией, одетый в военную форму. Он с опаской разглядывал Года издали, не вылезая из коляски.
— Доктор Год? — спросил он.
— Да, генерал. Я воспользовался вашим приглашением, — с достоинством ответил Год.
«Смешно. Он залез в мотоцикл, чтобы удрать от меня в любой момент. О, если бы он знал!.»
— Доктор Год! — визгливо крикнул старичок генерал, подпрыгнув в коляске. — Правительство и родина нуждаются в вашей помощи!
Диктатор говорил торопливо и нервно. Ему очень нужна «эмасфера» Года. Он хочет с ее помощью усмирить восстание в колониях, а затем навести порядок в соседних странах, где хозяйничают коммунисты. Он простит Году его преступления, он хорошо заплатит Году, наконец, он наградит Года государственной медалью «Золотого шакала»…
— Дальнейшие переговоры излишни, — сказал Год. — Я ошибался, воображая, что вы захотите использовать мое изобретение на благо людям. Я сам распоряжусь своей «эмасферой».
— В чем вы видите это благо? — спросил Санхорто.
— В том, чтобы бороться за свободу и культуру.
— Ах, так! Вы хотите при помощи своего аппарата совершить революцию в моей стране?
Аудиенция превращалась в обыкновенный полицейский допрос.
— Вы наивны, генерал, — сказал Год, презрительно улыбнувшись. — Революция в моей стране произойдет независимо от того, буду ли я участвовать в ней со своей «эмасферой» или нет. Это я понял внезапно вот сейчас, когда внимательно разглядывал вас, генерал.
Год сделал шаг вперед, намереваясь уйти.
— Не подходите! — завизжал диктатор и с силой пнул своего мотоциклиста.
Мотоцикл сорвался с места, унося Санхорто в открытые ворота.
Год иронически поглядел ему вслед и двинулся к выходу.
После случая с пикетом забастовщиков и свидания с генералом Санхорто Год убедился, что фашисты окончательно поверили в его неуязвимость.
Шепотом из уст в уста передавался рассказ о позорном бегстве генерала на мотоцикле. Газеты иначе не называли Года, как Невредимка. Полиция перестала его трогать п#ле того, как молодой доктор опубликовал свою угрозу пройти сквозь стены всех правительственных зданий и разрушить их до основания, если его и его друзей не оставят в покое.
Молодой доктор как заколдованный ходил по улицам Зурбайля на виду у полиции, заботясь, видимо, лишь о том, чтобы никто не пострадал от ударов его невидимой сферы. Ходил он обычно по мостовой, предупреждающе поднимая руку и восклицая:
— Станьте в сторону!
— Осторожно! Уберите ребенка…
И народ провожал его восхищенными взглядами. Многие мужчины поднимали шляпы и кланялись ему, когда не было вблизи полицейских. Женщины показывали его детям.
— Вот, деточка, — говорили они, — это доктор Год. Невредимо. Он лучший друг народа…
И никто, кроме Эгнаса и Гертруды, не знал, что Год ходил с пустым футляром на груди и что он проводит бессонные ночи, стараясь оживить свою угасшую чудесную «эмасферу»…
— Короче!..
Начальник тайной полиции смотрел на агента № 115 с нетерпением.
— Эта дача стоит в лесу, ваше превосходительство. Я подслушал разговор хозяев. Они уверены, что его аппарат не действует. Он целыми ночами возится со своей шкатулкой.
— Ты в этом убежден?
— Так точно, ваше превосходительство. Однажды я шел за ним и видел, как кошка перебежала ему дорогу. У самых ног. И ничего…
Начальник тайной полиции снял трубку телефона:
— Генерал у себя? Это я… Мне нужно быть у него по особо важному делу.
…Агент № 115 набрел в коридоре управления тайной полиции на агента № 116.
— Неужели это все правда? — спросил агент № 116.
— Что? — подозрительно спросил агент № 115.
— Насчет Невредимки?
— А ты откуда знаешь?
— Начальник поручил мне проверить.
— Я никогда не ошибался, — с достоинством ответил агент № 115.
В тот же вечер Гертруда получила записку:
«Они все знают. Нападение готовится ночью. Примите меры. № 116».
Гертруда сожгла записку и побежала к Эгнасу Чармену.
Полицейские остановили машину метрах в двухстах и пошли цепью на освещенную прожектором дачу. В этот момент Гертруда пустила ракету. Прожектор и ракета превратили ночь в день.
— Пли! — скомандовал Эгнас.
Это был великолепный залп: рабочие парни, присев за оградой, стреляли не хуже военных снайперов. Несколько полицейских уткнулись носом в траву, остальные успели уползти за деревья. Дальше последовала беспорядочная стрельба, во время которой Эгнас послал Гертруду в дом к Году.
— Санто, — сказала девушка, — мы отбили первое нападение. Но их машина удрала в город. Они ждут подкрепления. Эгнас просит вас уходить с пятью вооруженными рабочими.
— Задержите их еще на полчаса, и тогда я сам вам помогу! — крикнул Год, лихорадочно собирая части «эмасферы».
Танки вынырнули из темноты, освещенные ракетой. Их орудия молчали. Может быть, они хотели предложить сдаться? Но вдруг из дома выбежал взлохмаченный человек без пиджака. Это был Год. Он мчался к танкам, придерживая на груди свою «эмасферу». Через минуту дружинники услышали чудовищный грохот и лязг стали.
— За мной! — крикнул Эгнас и бросился вперед.
Они стояли среди разбитых и опрокинутых танков.
— Странно, — сказал Год.
— Что тебе кажется странным, Санто? — спросил Чармен.
— Странная судьба моего изобретения, Эгнас. Ведь я не думал, что оно окажется грозным военным оружием… Кстати, Гертруда, вы помните наш с вами разговор в день катастрофы на улице Святого духа?
— Помню, — отозвалась из темноты девушка.
— Вы сказали, что понимаете меня, но я пойму вас и Эгнаса позднее… Мне кажется, я вас понял… Я понял, что мы живем в такое время, когда решается судьба свободы и культуры во всем мире. И в эти исторические дни не только моя «эмасфера», но даже обыкновенные ножницы не могут оставаться нейтральным предметом домашнего обихода.
Л. Теплов
ПРОКЛЯТЫЙ ПЕС
Рассказ-шутка
Рисунки А. Рогова
Огромный, светлый зал лаборатории напоминал склад или техническую выставку перед открытием. Столы и некрашеные полки были уставлены черными сундуками с массой ручек и никелированных винтов; царил тот восхитительный беспорядок, который присущ только «проблемным» лабораториям. Между приборами белели листы с надписями: «Не трогать, включено!», «Коля, ДГЦ перегорел» и даже «Люблю Верочку» — подпись, впрочем, подложная. Кое-где ютились скромные сувениры лаборантов — портрет Гагарина, засохший букетик ландышей, реклама крымских курортов.