Силаев и Яхней оглянулись. Там, где они только что находились, громоздились торосы, а между ними, крутя ледяные горы, хлестал черный вал воды.
ЧЕЛОВЕК В ОГНЕ
Тяжелый, груженный нефтью состав упрямо взбирался на подъем. Машинист решил «подбодрить» локомотив и дал в топку побольше горючего. Неожиданно грохнул взрыв, буйное пламя заметалось в будке. Машинист растерялся: дернул тормозную рукоятку и выпрыгнул. Остановить состав сразу нельзя, он продолжал идти дальше. В объятом огнем паровозе остался помощник машиниста Балабанов. Николай Иванович знал, что с горящей нефтью шутки плохи. Мгновение — и не будет ни паровоза, ни железнодорожного полотна, ни его самого, Николая Балабанова. Набегут друг на друга, сгрудятся вагоны, заполыхает среди северного леса гигантский костер обломков, станет, задохнется дорога.
Надо, надо скорее закрыть вентиль большой форсунки.
Скорее! Балабанов резко повернул вентиль, но тот не действовал. Закрыв глаза, Балабанов сквозь пламя пробрался к крану нефтяного бака и сумел перекрыть его. На смельчаке вспыхнула промасленная куртка, воспламенились брюки…
Огонь заметили со встречного поезда и поспешили на помощь.
ГРЕДАСОВ СПАС ДВОИХ
Ночь. Ветер гонит поземку по обледенелой дороге. Снежный вихрь танцует в свете фар. «ЗИЛ-157» медленно поднимается в гору.
Вдали замелькали огоньки Миасса. Вячеслав Петрович Гредасов увеличил скорость, но тут же сбросил ее: на обочине мелькнули фигуры трех пешеходов.
— Садитесь, подвезу.
Вчетвером в кабине тесновато. Женщина посадила шестилетнего сына на колени.
Впереди показалась белая чаша замерзшего пруда. Шофер, как всегда, чтобы сократить расстояние, свернул на лед. Когда до противоположного берега оставалось метров сто, под колесами раздался треск. Водитель не успел даже открыть дверцу, как тяжело груженная машина опустилась на пятиметровую глубину.
Вода прибывала быстро. Когда она дошла до лобового стекла, шоферу удалось открыть дверцу. Он вытолкнул из кабины растерявшегося мужчину, схватил мальчика и вынырнул на поверхность. Гредасов поставил ребенка на лед, глотнул воздух и нырнул. Задыхаясь, вытащил он из кабины обмякшее тело женщины. Г редасов терял силы, но не выпускал спасенную.
Подоспевшие люди вытащили их из воды. Спасена была вся семья Дьяконовых.
Р. Подольный
ЕСЛИ УПРАВЛЯТЬ КЛЕТКОЙ
Рисунки Р. Знамеровского
Заглянем в микроскоп, на предметном стекле которого лежит тончайший срез ткани растений. Наш взгляд захватил клетки «врасплох». Одни из них имеют ясно видимое четкое ядро, окруженное плазмой, другие мы застали в момент деления, в разных его стадиях. Меняя поле зрения, можно проследить весь ход деления клетки. Ядро набито перепутанными нитями-хромосомами. В каждой клетке их одинаковое количество: одним из главных признаков, любого вида живых существ считается определенное число хромосом. В клешах гречихи, например, 16 хромосом, в каждой телесной клетке человека 46 хромосом.
Но вот хромосомы начинают укорачиваться, утолщаться и больше уже не перепутываются друг с другом. Перед делением каждая хромосома словно копирует сама себя — создает рядом свое идеальное подобие, вторую, дочернюю хромосому.
Вот мы видим, как хромосомы-«матери» и хромосомы-удочки» расстаются, отходят в разные стороны клетки, к полюсам этого микромира. Термин «полюса» ввели здесь сами биологи. А на «экваторе» клетки возникает, отделяя «детей» от «родителей», новая клеточная стенка.
Мы стали свидетелями важнейшего природного процесса, создавшего в конечном счете все многообразие живого мира, — процесса размножения клетки.
Но… возьмем и посмотрим другой препарат. Что такое? По его клеткам тоже можно проследить процесс удвоения числа хромосом. Но дальше положение меняется. Словно чья-то невидимая рука остановила начавшие расходиться к полюсам хромосомы, удержала их в одной клетке.
Что случилось?
С научными открытиями бывает иногда так, что сначала их описание занимает прочное место лишь в узкоспециальных книгах. И только много позже выясняется подлинное их значение, и десятки миллионов людей узнают имена исследователей. Взять хотя бы первое разложение атомного ядра Резерфордом в 1919 году.
Так получилось и с опытами И. И. Герасимова. Правда, вторгся он не в атомное ядро, а в клеточное.
В последнем десятилетии, прошлого века он подверг нитчатую водоросль спирогиру воздействию низких температур и наркотиков. Это, разумеется, вызвало нарушение нормальных жизненных процессов клеток.
Часто при делении в одну из новых клеток вообще не попадало хромосом. Она оставалась без ядра и скоро погибала. Зато в другой, более счастливой клетке оказывалась двойная порция хромосом, и в ней образовывались два ядра. Порою эти ядра объединялись в одно, с двойным набором хромосом. И это было действительно везением, потому что такие диплоидные (от греческого «ди» — «два») клетки стали не только гораздо крупнее обычных одноядерных, но в них значительно активней пошли все жизненные процессы.
Так впервые была доказана возможность вызвать искусственным путем так называемую полиплоидию (от греческого «поли» — «много»). Емка речь ученых. Самый короткий перевод этого слова на общепонятный язык звучит так: кратное увеличение числа хромосом в клетке…
Итак, уже Герасимов нашел несколько путей для достижения такого эффекта. Его последователи разнообразили приемы и распространили их на сотни видов растений. Чего только они не делали! Одни продолжали воздействовать на клетку низкими температурами, другие, наоборот, повышали температуру, привлекали все новые химические вещества.
Немало нашлось способов помешать хромосомам в ядре отделиться вовремя стеной — много ключей подходило к замку, но у каждого такого ключа, говоря фигурально, были свои недостатки. То он вообще не провертывался в замке, то поворачивался со скрипом. Не все растения подчинялись применяемым способам воздействия, слишком редко давали эти меры желанный эффект. А главное — в большинстве случаев вводимые вещества слишком сильно подавляли многие процессы в клетке.
А между тем еще в 1887 году медики выделили из ядовитого растения безвременник яд — алколоид колхицин. Выделили, изредка применяли как болеутоляющее, а потом перестали — слишком уж он оказался вредным. И лежал колхицин без дела, упоминаемый лишь в старых фармакологических справочниках, целых пятьдесят лет — раза в полтора больше, чем сиднем сидел на своей печи богатырь Илья Муромец.
Только в 1937 году колхицин взяли в свои руки генетики. И ахнули: вот он, желанный ключ!
Не мешал колхицин ни росту клетки, ни распадению ядра на хромосомы, ни делению хромосом.
Мешал только хромосомам расходиться.
С помощью колхицина можно создать огромную клетку, в которой будет тысячи полторы хромосом. Но это уже будет чересчур.
Клетка вскоре погибнет.
Зато клетки, в которых хромосом оказывалось только вдвое больше, чем обычно, часто радовали биологов.
И не мудрено. Достаточно присмотреться глазами ученого к существующим растениям, чтобы убедиться в широкой распространенности естественных полиплоидов, в преимуществах, которыми многие из них обладают.