Так в организационной работе незаметно пролетели два месяца. Мишель и мой дядя с помощью часовщика изготовили часы теллусийского времени. Нам очень мешало то, что сутки состоят из 29 земных часов; каждый раз, чтобы узнать время по своим часам, приходилось делать сложные подсчеты. Поэтому сначала мы выпускали часы двух типов: с циферблатом, разделенным на 24 «больших» часа, и с циферблатом, размеченным на 29 земных часов. Через несколько лет была принята система, существующая до сих пор, — вы только с ней и знакомы. Сутки делятся на 10 часов по 100 минут, причем в каждой минуте—100 секунд, которые, в свою очередь, делятся еще на 10 мигов.
Запасы продовольствия полностью обеспечивали нас на десять земных месяцев. Мы очутились в умеренном поясе Теллуса, в поясе вечной весны, и если пшеница приживется в этом климате, мы могли рассчитывать на несколько урожаев в год. В долине было достаточно пахотной земли; нам ее должно было хватить, пока население не увеличится чрезмерно. К тому же почва самого Теллуса выглядела не менее плодородной.
Мы отремонтировали большое число домов и уже не ютились в прежней тесноте. Школа снова работала. Совет заседал теперь в большом металлическом ангаре. Здесь Ида властвовала над архивом, и здесь я обычно находил Бельтера, когда он мне бывал нужен. Мы составляли кодекс, упрощая и приспосабливая к новым условиям нормы, к которым привыкли на Земле. Эти законы действуют до сих пор. Кроме архива, в том же ангаре помещались зал собраний и библиотека.
Обе железные дороги — от шахты и от глиняного карьера — работали нормально, завод выполнял наши заказы. Жизнь кипела! Деревня напоминала скорее оживленный земной городок, чем одинокое селение на неведомой планете.
Выпали первые здешние дожди — грозовые ливни, затянувшиеся дней на десять. Настали первые темные ночи, пока еще очень короткие.
У членов Совета вошло в привычку собираться для полуофициальных бесед в деревенском доме моего дяди либо у него же в доме при обсерватории, который к тому времени отремонтировали. Там мы встречали Вандаля и Массакра, корпевших вместе с Бреффором над изучением гидр, там я видел Мартину, Бёвэна с женой, своего брата, а иногда и Менара, если его удавалось оторвать от вычислительной машины.
Об этих вечерах у меня сохранились самые лучшие воспоминания: именно тогда я по-настоящему узнал и оценил Мартину.
Как-то раз я поднимался к обсерватории в чудесном настроении: в трех километрах от мертвой зоны, уже на почве Теллуса, мне удалось обнаружить на дне лощины первоклассную железную руду. На повороте дороги мне повстречалась Мартина.
— А, вот и вы! Я как раз шла за вами.
— Разве я опоздал?
— Нет. Остальные уже собрались. Менар рассказывает о новом открытии.
— И все-таки вы пошли меня встречать?
— Почему бы и нет? Меня это открытие не очень интересует, его сделала я сама.
— Что же вы открыли?
— В общем…
Но в этот день я так ничего и не узнал. Мартина вдруг замерла, в ее глазах появилось выражение ужаса.
Я обернулся: гигантская гидра пикировала прямо на нас! Я толкнул Мартину и шлепнулся наземь рядом с нею. Гидра промахнулась. По инерции она пронеслась еще метров сто и только тогда стала делать разворот. Я вскочил на ноги. Рядом в скале была расщелина. Я силой втолкнул туда Мартину и заслонил ее своим телом. Прежде чем гидра выбросила жало, я выстрелил пять раз подряд; должно быть, пули попали в цель, потому что чудовище заколебалось в воздухе и отлетело немного назад. У меня оставались еще три пули и нож, длинный финский нож, отточенный, как бритва. Гидра повисла напротив нас, ее щупальца извивались, словно пиявки, шесть глаз смотрели на меня тускло и зловеще. Я понял: сейчас она метнет жало. Выпустив последние три пули, я нагнул голову и с ножом в руке бросился к чудовищу. Мне удалось проскользнуть между щупальцами и ухватиться за одно из них. Боль от ожога была ошеломляющая, но я повис на гидре всем телом; она метнула жало в Мартину, промахнулась от моего толчка и расщепила роговое острие о скалу. Прижавшись к боку гидры, я кромсал ее финкой. Что было после, я уже плохо помню. Помню свою нарастающую ярость, помню лохмотья омерзительного мяса, хлещущие меня по лицу, потом почему-то земля ушла у меня из-под ног… падение… удар — и все.
Очнулся я в доме дяди. Надо мной хлопотали Массакр и мой брат. Руки мои вздулись, левую сторону лица кололо.
— Как Мартина? — прошептал я.
— С ней все в порядке, — ответил Массакр. — Легкое нервное потрясение. Я дал ей снотворное.
— А со мной?
— Ожоги, вывих левого плеча. Вам повезло. Гидра отбросила вас метров на десять — и ни одного серьезного ушиба, если не считать плеча! Кусты смягчили удар. Плечо я вам вправил, пока вы были без сознания, это вас и привело в себя. Недельки две придется полежать.
— Целых две недели? Я только что нашел железную руду…
Дверь распахнулась настежь, и в комнату ворвался Мишель.
Он бросился ко мне с протянутой рукой, но, увидев мои забинтованные лапы, остановился.
— Доктор, что с ним?
— Пустяки!
— Ах, старина, старина! Если бы не ты, моей сестры уже не было бы…
— А ты что хотел, чтобы я позволил сожрать Мартину этой летающей пиявке только потому, что она ошиблась в выборе пищи? — пытался я пошутить. — Кстати, гидра убита?
— Убита? Гм. Да ведь ты искромсал ее на ремни! Дружище, не знаю, как мне тебя благодарить…
— Не тревожься! На этой планете у тебя еще будет возможность оказать мне подобную же услугу.
— А теперь дайте ему уснуть, — прервал нас Массакр.
Все покорно направились к выходу. Когда Мишель был уже в дверях, я попросил его прислать ко мне завтра Бельтера.
Вскоре я забылся беспокойным сном, который продолжался несколько часов. Проснулся совершенно обессиленный, но зато без малейших признаков лихорадки. Потом опять мирно заснул и проспал почти до следующего полудня. Лицо и руки болели уже куда меньше. Рядом с моей кроватью сидя спал Мишель.
— Он не отходил от тебя всю ночь, — сказал мой брат, появляясь в дверях. — Как самочувствие?
— Лучше. Как ты думаешь, когда я смогу встать?
— Массакр сказал, что через два-три дня, если лихорадка не повторится.
Внезапно из-за его спины выскользнула Мартина с подносом, на котором стоял фыркающий кофейник.
— Завтрак для Геркулеса! Доктор разрешил.
Она поставила поднос, помогла мне сесть, подсунув за спину подушки, и быстрым поцелуем коснулась моего лба.
— Вот вам награда, пусть хоть маленькая! Подумать только: если бы не вы, я бы сейчас была бесформенным трупом. Брррр!
Она потрясла Мишеля за плечо.
— Проснись, братец! Тебя ждет Луи.
Мишель, позевывая, встал, осведомился, как я себя чувствую, и ушел вместе с Полем.
— Луи тоже обещал зайти. А теперь, Геркулес, я вас покормлю.
— Почему Геркулес?
— Как почему? Сражаться врукопашную с гидрами!..
Она покормила меня с ложки, словно ребенка, потом дала чашку кофе.
— Вкусно! — похвалил я.
— Польщена. Я ведь сама готовила. К тому же кофе считается теперь лекарством. Мне пришлось обратиться за ним в Совет, представляете?
— Боюсь, придется от кофе отвыкать. На Теллусе вряд ли найдутся кофейные деревья. Но это еще полбеды, а вот как быть с сахаром?
— Ба! Найдем и здесь какой-нибудь сахаронос! А не найдем — в деревне остались улья. Будем есть мед, как в старину.
— А цветы? На нашем осколке Земли их достаточно, зато на теллусийских растениях не нашли ни одного цветка.