Неужели Дженкинс не мог обойтись меньшим количеством проводов?
Л. Чекуолис
ЧЕТЫРЕ ГОРОХОВЫХ СУПА
Рисунки П. ПАВЛИНОВА
«Кукурузник» накренился на левое крыло. Земля опрокинулась и горой заслонила небо.
— Вниз гляди, тебе говорят! Теперь видишь? Видишь лагерь или нет, я тебя спрашиваю?
Деревья, рядом с ними не то кусты, не то камни, подозрительно близкие горные вершины — все слилось в сплошной серо-пегий диск. Зигмас помотал головой. Пилот выровнял машину и пошел на четвертый заход.
— А теперь? Сюда гляди, сюда! — опять услышал Зигмас в наушниках сердитый голос летчика.
Зигмас утвердительно кивнул, и мотор, словно только того и ждал, сразу затих, пропеллер начал рубить воздух с размеренным посвистом. Разбуженные, зашумели ветки кедров, самолет подскочил на поляне и остановился. Зигмас выбросил за борт рюкзак, вылез; поддерживая машину за крыло, помог ей развернуться и остался один.
Под ногами затрещал мох, и снова тишина: ни птичьего голоса, ни дыхания ветра. Неяркое северное солнце едва пригревает. Растения кругом будто с другой планеты: черные, точно обгорелые, березки, унылые кедры, еле доходящие до плеча, низкие, словно притиснутые рукой великана. Зигмас достал карту, установил азимут и тронулся в путь.
Лагерь появился впереди совершенно неожиданно. Радостно вскрикнув, Зигмас пустился бегом. Но на стоянке никого не было. На небольшой площадке — затоптанный олений помет. Среди деревьев — натянутая медная антенна. Зигмас громко позвал, потом выстрелил в воздух. Никакого ответа. Порылся в палатках, перекусил, улегся и, поворочавшись немного, заснул.
Проснулся от охватившего с новой силой чувства неуверенности, которое преследовало его с той минуты, как он отправился в путь. Зигмас протер глаза, огляделся. На стойке палатки висели надувная боксерская груша и перчатки.
От удара груша зазвенела и отскочила до самого верха палатки. Зигмас надел перчатки и принялся тузить грушу — левой, левой, «хуком» справа. Вскоре вся палатка закачалась и загудела.
— Добро, добро! Будет мне кого потренировать!
У входа в палатку стоял высокий парень с большим рюкзаком, в ковбойке, распахнутой по самый пояс, в резиновых сапогах с отвернутыми голенищами. Он был невероятно худ, даже щеки запали. На жилистой шее выступало большое, как часто бывает у тощих людей, адамово яблоко.
— А может, я тебя потренирую? — огрызнулся Зигмас.
Легко, как кошка, незнакомец повел плечом, и рюкзак соскользнул наземь.
— Становись, становись! — парень наклонился, и в руках у него оказалась вторая пара перчаток.
Зигмас сделал шаг — из глаз посыпались искры. Будто натолкнулся на бетонную стену.
…Холодная струя воды стекала по лбу. Упираясь локтями, Зигмас сел.
— А теперь давай познакомимся. Данила Каузов, начальник геологической партии.
Зигмас увидел клетчатый рукав. Безотчетно пожал протянутую руку. Встал. В голове шумело, по палатке мелькали какие-то точки.
— Пошли ужинать, — услышал он. — И лучше бы сразу сказал, что ты за боксер.
Это звучало как указание. На будущее время.
…Утром Зигмас сквозь сон почувствовал, что Данила встал и вышел. Было темно и холодно. Зигмас взглянул на часы: всего пять. Поднимался Данила, кажется, беззвучно, а радистка Люда и рабочий Петя в соседней палатке все-таки услышали, побежали вслед за начальником и заплескались в ручье. Зигмас был не из лентяев. Но в удовольствии понежиться лишний десяток минут в теплой постели он себе не отказывал. А кроме того, после ухода Данилы — Зигмас никогда и ни в чем не боялся себе признаться — в палатке стало будто уютнее. Ничего себе начальничек! Вот и работай с таким, вот и советуйся!
Отыскав мыло, подпоясавшись мохнатым полотенцем, Зигмас вылез из палатки. От мисок уже поднимался пар. Впоследствии Зигмас заметил, что Данила всегда такой: сразу успевает выполнять несколько дел.
«Умоюсь попозже», — решил Зигмас. Ели торопливо и молча. Пока Зигмас добрался до донышка, те трое уже отбросили в сторону росистую траву, которой обтерли ложки. Данила развернул карту.
— Пойдешь с Людой. И поживей навертывай, ты тут не у тещи в гостях!
Зигмас демонстративно откинул в сторону миску, а Данила добавил:
— Все вытрешь, вещи уложишь в мешки. Домработниц здесь нет. Для начала тебе тридцать километров. На первый день хватит. Пойдешь вверх по течению Вертушинки. Видишь?
По зеленым и синим линиям незнакомой карты Зигмас постарался запомнить маршрут.
— Все остальное тебе покажет Люда. Я пойду по дуге, встретимся возле Чалдонских ключей. Твой счетчик в порядке, я его вечером отрегулировал.
Разворачивая карту, Зигмас еще слышал за спиной шаги Данилы. Собирался кое-что спросить, но когда повернулся, не было уже ни начальника, ни палаток. Люда улыбнулась, поймав растерянный взгляд новенького:
— Ничего, привыкнешь… Я тоже привыкла…
И первая, понукая оленя, полезла под кедры.
Зигмас был ей благодарен. Она придерживала ветки, чтобы не хлестали его по лицу; перейдя ручей, возилась с оленями, пока он, балансируя, скользил по камням, заросшим водорослями, окруженным кипящей пеной. Километров через пять они нашли скалу с пятном извести — знак, оставленный Данилой. Это было начало маршрута. Люда сняла с плеч ручной бур, врезалась в землю на 60 сантиметров и, пока Зигмас пристраивал наушники с пористой резиной, прошла еще сотню метров и снова начала бурить. Зигмас сунул щуп счетчика Гейгера в свежий шпур и даже вздрогнул, когда в наушниках запищало и засвистело. Но стрелка пометалась, пометалась и застыла на 10. Радиоактивность слабая.
Километра через два разряды и вой усилились. Зигмас сорвал с головы обруч. Счетчик показал 80. Еще не вполне уверенный, подозвал Люду.
— Да, тут руда, — подтвердила радистка.
Она огляделась и, отсчитав в сторону 25 метров, опять сделала шпур.
Они потратили целый час, но Зигмас стал гораздо бодрее.
— Мне везет, — сказал он и попытался похлопать Люду по плечу.
Радистка покачала головой и осторожно, словно нянька, которая отнимает у ребенка игрушку, сказала:
Нет… Маловато, очень слабое пятно… Шахты тут не будет.
Вскоре он вспотел, устал, его охватила ярость. Девушка мчалась, как на свидание, все поглядывая на часы. Она легко изгибалась, ныряя в темные тоннели под кедрами, с козьей легкостью перемахивала с камня на камень, забредала по пояс в холодные пенистые ручейки и озерки, ведя за собой оленя.
«Второй Данила!» — злился Зигмас. Девушка вообще чем-то походила на начальника — стройная как тростинка, подпоясанная широким ремнем, порывистая в движениях, она вдобавок явно подражала Даниле: такие же рыжие лыжные брюки с прошитой стрелкой, такая же клетчатая ковбойка, расстегнутая до отказа: выглядывал краешек розового кружева. Только волосы туго, по-деревенски, повязаны платком.
Когда Зигмас второй раз обнаружил следы руды и они остановились, он долго не мог вымолвить ни слова — так запыхался. Люда достала носовой платок, вытерла ему лоб и, предваряя упреки, заявила:
— Лучше сразу обтерпеться… Ночью будут ныть кости и с утра еще поболят. Но ничего, обойдется, быстро привыкнешь. Завтра пройдем уже пятьдесят километров, и так до осени…
Радистка сама собрала образцы туфа, налила из цветастого китайского термоса горячего крепкого кофе.
— Вчера Данила один покрыл всю дистанцию. Конечно, не совсем в одиночку, с двумя оленями. — Она улыбнулась, блеснули сощуренные глаза северянки. — С тех пор как Дрогов сломал ногу, — продолжала она беззаботно (на место Дрогова и был прислан Зигмас), — Данила всегда один работает. А в прошлом месяце мы оставили медвежью шкуру. На кедре растянули. Это Данила подстрелил. Может, найдет кто-нибудь…