— Скины хотели обидеть обетованцев?! — всполошился я, тотчас подумав о Рите. С тех пор, как Полковник открыл мне глаза на ее национальность, я стал весьма болезненно воспринимать любые попытки наехать на этих многострадальных жильцов.
— От скинов досталось и обетованцам, и арафатникам, — заверил меня Мулла. — В ту пору они мирно уживались под одной крышей, и еще сильнее сплотились, когда кафиры свалились им прямо на головы. Это было естественно, ведь скины одинаково презирали и первых, и вторых. Страшно рассказывать, что они творили у нас в отсеках, науськиваемые своими свирепыми вожаками, ухитрившимися внушить остальным кафирам, будто именно обетованцы замучили Спасателя, который принес себя в жертву ради искупления наших безнадежных долгов за уже израсходованный воздух. Вот из-за кого у нас в Западном крыле нечем дышать! — орали они, тыча пальцами в обетованцев. Что потом началось, не опишешь в словах. Особенно, когда прошел слух, будто обетованцы спрятали Грааль Спасателя под одним из висевших на стене ковров…
— Грааль?
— Легендарную шкатулку с завещанием, по которому он, якобы, отписал Обетованную квартиру кафирам. Разумеется, то был развод для лохов. Но скины были не в том градусе, чтобы прислушаться к голосу разума. Полчаса не прошло, как все ковры были содраны со стен, а сами стены пестрели множеством дыр от перфораторов…
— Ужас какой-то…
— А, вдобавок идиотизм, — подхватил Мулла. — Ибо в сурах четко сказано: милостивый Архитектор забрал Спасателя из Дому до того, как злобный лапшист по имени Понт в Латах проткнул ему сердце копьем. И никакого завещания Спасатель не писал. Искупив долги, он покинул отсеки, чтобы поглядеть со стороны, как облагодетельствованные им жильцы распорядятся налоговыми каникулами. А они, как тебе известно, снова организовали непрозрачную ипотеку…
— Да уж… — уронил я.
— За это Спасатель их наказал…
— Страшным судом?
— Нет, Гена-ага, до этого тогда не дошло. Но, Спасатель послал на нечестивцев отважных мюридов, неумолимых мстителей Джихада. Они обрушились на кафиров, когда те, согнувшись под тяжестью ковров, скатертей, сервизов и другой добычи, награбленной у обетованцев с арафатниками, возвращались в Западное крыло. Руки кафиров были заняты барахлом, пожарные лестницы, по которым они карабкались, были крутыми и тесными. Мюриды — разили без промаха…
— Ты назвал мюридов хашининами, мой друг, — напомнил я. — Почему? Насколько мне известно, этот термин означает курильщика гашиша. Неужели мюриды употребляли наркотики?
— Так думают ваши историки, — отвечал Мулла. — Это ложь, выдуманная самими кафирами, боявшимися мюридов до поноса. Им было не понять, отчего их доблестные противники не боятся смерти. Сами кафиры не могли похвастать храбростью, ведь они верили в Спасателя лишь на словах, цепенея от животного ужаса при одной мысли о Балластных шахтах. Мюриды же, напротив, жаждали смерти, будучи свято убеждены: она — всего лишь шаг, отделяющий их от вечного блаженства, уготованного каждому мученику Джихада на Светлом чердаке в обществе прекрасных полногрудых гейш. Надо было кафирам найти хоть какое-то оправдание своему безверию? Вот они и убедили себя, будто мюриды потому такие отважные, что под кайфом. Черный пиар, дорогой мой Гена-ага, кафиры уже тогда овладели этим подлым искусством в совершенстве…
— Значит, мюриды не курили гашиш? — переспросил я, недоверчиво прищурившись. — Мне говорили обратное…
— Кто? — насторожился Мулла. Я чуть не брякнул, Полковник, но, вовремя спохватившись, попридержал язык, подумав: эту историю Мулле знать ни к чему. Вам — могу рассказать. У Муллы вряд ли получится нас подслушать…
***
Много лет назад, будучи совсем молоденьким гвардии-ополченцем с двумя крохотными латунными звездочками на погонах, Полковнику довелось слазить через глинобитный Душменский дувал для оказания прятавшимся за ним задувальцам бескорыстной интернациональной помощи. Полез он, разумеется, не по своей воле, а по приказу Геронтобюро Красноблока, чьи приказы не подлежали обсуждению, а были обязательны для всех без исключения членов Клики агрессивных военруков. Впрочем, руководство, отправившее Полковника через дувал в составе ограниченного контингента ополченцев, не имело в виду ничего дурного. Наоборот. У нас прошел невнятный слушок, будто у ютившихся там задувальцев или душменов, как их чаще звали у нас, случился страшный неурожай маковой соломки, и они — буквально пухнут от голода. Вот и решили помочь, причем, даром, из чисто альтруистских соображений. Откормить их хоть немножко, уж больно душмены отощали.
— Были кадры, которые вообще за удочкой прятались, — невесело усмехнулся Полковник, когда рассказывал мне, как было дело. — И костями гремели при ходьбе — хер уснешь. Как нам было на такое вопиющее, млять, безобразие, глаза закрывать, мы ж были не лягушатники какие-нибудь, или бени с люксусами из Западного крыла, которым все, кроме самих себя, по бую, а воспитанные в духе братской взаимопомощи стройбаны…
В общем, наши поскребли по сусекам, поскольку к тому времени сами отнюдь не жировали, собрали в посылки всякую снедь, главным образом, макароны с тушенкой, не пожадничали, хоть пришлось от себя отрывать. Стали решать, как доставить продукты в сжатые сроки. Выбор пал на парашютистов-десантников…
— Это и понятно, — вздохнул ветеран. — Наших парашютистов специально готовили, чтобы в любую точку Дома мгновенно спускаться на парашютах. Не учли, что Западное крыло, чтоб ему погореть, вымахает вдвое выше нашего Красноблока…
Как явствует уже из названия, самым важным элементом экипировки десантников были компактные парашюты. Считалось, открыв их, десантники через шахты лифтов свободно спланируют на любой этаж, куда ткнут пальцем военвралы, а уж там, как говорится, будут действовать по межэтажной обстановке, умело орудуя складными саперными лопатками. Поэтому, когда соглядатаи через свою агентуру добыли секретные сведения об истинной этажности Западного крыла, высшие военруки из агрессивной клики чуть не впали в кому. По всему выходило: чтобы попасть в тот же Пентхаус, десантникам надо учиться не планировать, а воспарять вверх по шахтам, как каким-нибудь мотылькам или москитам. Сгоряча их думали снабдить небольшими индивидуальными моторчиками, как у Карлсона из известной детской книжки, но идея оказалась слишком дорогостоящей и трудно исполнимой с технической стороны. Еще была мысль установить на дне шахт могучие пропеллеры, способные превратить сами шахты в пневмопроводы и, когда понадобится, задуть контингент десантников на любую требуемую высоту. Частые перебои с электричеством поставили на этой затее крест. На испытаниях, в случае аварийной остановки пропеллеров, десантники падали прямо на лопасти. В общем, отряды парашютистов чуть не расформировали, и когда возникла надобность в срочном порядке отправить продуктовые пайки в отсек к душменам, военруки углядели в ней неоценимый шанс оправдать свои зарплаты. Словом, каждому десантнику вручили по ящику с продуктами и, недолго думая, столкнули в ближайшую шахту.
Дальше начались проблемы. Для начала душмены категорически отказались хавать наши консервы, поскольку, как выяснилось гораздо позже, агенты влияния из Пентхауса внушили им, будто они — из поросятины.
— Уперлись рогом, и ни в какую, — сетовал спустя много лет Полковник. — Мы их и Духами потом прозвали за то, что не переносили наше сало на дух. А у меня приказ, накормить, паразитов, и точка. Ничего не попишешь, надо выполнять. Опять же, больно было глядеть на этих дистрофиков. Ну, что, давай ловить и силком консервами пичкать. Поймаем, бывало, у дувала чумазого дурагона, скрутим по рукам, по ногам его же чалмой, штык-ножом зубы разожмем, и ложку за ложкой, ложку за ложкой, ложку, блядь, за ложкой! И каждый раз на кадык еще дави, чтоб не сплюнул. Откуда ж мне было знать, что они все обдолбанные в корень и одним опиумом питаются, как пчелки цветочным нектаром. Дескать, диета у них такая…
Диета, упомянутая Полковником, действительно существовала. Ее составил выдающийся врач-диетолог Збигнев Небздинский, помощник управдома Пентхауса Джимми Кратера по кулинарным вопросам, с детства люто ненавидевший Красноблок из-за нашей знаменитой армейской тушенки из сухпайков, которая, по его твердому убеждению, была самым некошерным блюдом во всем Доме.
К сожалению, духи поверили брехливому Небздинскому, а не нашим десантникам, которые хотели им добра. Вопя от ужаса, они разбежались, кто куда по полям опийного мака, он рос за Дувалом необычайно густо. Нашим ничего не оставалось, как преследовать этих кретинов.