— Никита Павлович, — спросил Андрейка, — вон Антон говорит, что еще очень далеко до колодца.
Строкач ответил:
— Возьми карбидку, запали ее и посмотри сам. Пожалуй, Антон прав. Я, по-видимому, ошибся. Так что лучше возьми карбидку и посмотри сам.
Андрейка достал спичечный коробок, вздохнул, повертел его в руках, потом спрятал в карман и снова начал работать, так и не запалив карбидки. Он работал размеренно, не спеша и не задыхаясь.
— Антон, — окликнул Сытина Строкач, — тебе давно пора жениться и родить детей. Они у тебя вырастут очень хорошими людьми.
— Никита Павлович, — спросил Андрейка, работая, — а вдруг 218-й квершлаг завалило?
Если 218-й квершлаг действительно засыпан, тогда все. Тогда помощи вообще ждать неоткуда. Это понимал Строкач, это понимал Сытин, это сейчас только понял Андрейка. Сытин и Строкач ни разу не говорили об этом друг с другом. Андрейка, как только подумал, так сразу же спросил.
— Может быть, и завалило, — ответил Строкач, — хотя, в общем-то, не думаю. Ну, а если завалило, тогда что? Петь молитвы? Или как ты предлагаешь?
Сытин откашлялся и сказал:
— Это еще не безвыходное положение. Безвыходное положение было у моего старикана, когда его хотели снять с егерской работы.
— Это когда инспектор в патроны сыпал порох стаканами?
— Нет. То — другое. А этот случай старик никому не рассказывает. Тогда у него действительно безвыходное положение было. Понимаешь, приставал к нему один инспектор, — это давно было, еще лет пятнадцать назад. Ну и устроил начальника под субботу: знал, чем старика пронять. Начальник сердитый. «Охотиться, — говорит, — хочу. Слыхал я, что ты в своем озере всю утку повыбивал». А утки как на грех нет. Не будет охоты — погонят с егерей. Вот где безвыходное положение! Тут взял мой старик, отвел начальника в шалаш и по зорьке всех своих подсадных уток с другого конца озера-то и выпустил. Они, дуры, знают куда плыть — все к шалашу гонят. Начальник их восемь штук как одну перелупцевал. А одна, самая старая подсадуха, прямиком к берегу прет, никак начальник в нее попасть не может. А она на берег вышла, отряхнулась — и в шалаш идет к нему, к начальнику. У того ружье в руках затанцевало. Сначала он растерялся, а потом понял, что к чему. А как понял, так сказал старику: «Глупый ты дурак. Что я, барин, чтоб меня бояться?» Уехал, а назавтра две сотни прислал, чтоб старик купил новых подсадных. Ясно? Вот безвыходное положение: утки нет, а утку подай — и то люди выходили!
Строкач сказал:
— Хороший у тебя старикан.
— Никита Павлович, — спросил Андрейка, — а вы кино про Свердлова помните?
— Нет.
— Я помню, — сказал Сытин.
— Помнишь, Антон, там Свердлов стихи говорит?
— Помню. Рыцарские стихи, хорошие.
— Я их помню с начала. Прочесть?
И, не дожидаясь ответа, Андрейка стал читать:
Строкач подвинулся к Андрейке, взял у него с колен ломик и начал долбить породу. Андрейка продолжал читать стихи, но теперь уже громко, во весь голос, потому что Строкач бил породу что есть силы, нахмурившись и сжав зубы.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 11.47
Кричал страшным голосом Толик Петухов.
После взрыва его вместе с породой снесло вниз и сильно оглушило. Поэтому он продолжал кричать и после того, как его откопали и вытащили на 218-й квершлаг.
— Где люди? — спросил его Аверьянов. — Где остальные люди? Они в блоке?
Толик ничего не отвечал, потому что его била дрожь. Он мотал головой, заикался и смотрел на всех огромными глазами, в которых застыл ужас.
— Где люди?! — закричал Аверьянов. — Ты можешь ответить, где остальные?!
Толик поднял глаза вверх и пробормотал:
— Т-т-там!..
— Где «там»? В блоке? Или они тоже лезли вниз по колодцу?
— Н-н-не з-знаю...
— Как не знаешь?! Ты не можешь не знать!
Сейчас решалось все. Если Петухов объяснит, где люди — остались ли они в блоке или спускались по колодцу, — тогда в зависимости от его ответа можно будет безопасно и втройне быстро продолжать спасательные работы.