Петухов не может не знать, где остальные, сейчас он расскажет, где они, что там случилось, — и все станет ясным.
Аверьянов повторил:
— Ну, говори, от тебя все сейчас зависит!
Толик замотал головой и сказал:
— Ч-ч-ч-естно, не з-з-знаю!..
В глазах у Толика постепенно что-то теплело. Это было видно по зрачкам. Когда его откопали, зрачков в глазах вообще не было. Были пустые глаза, без зрачков. А теперь в глазах появились зрачки, и поэтому с ним теперь было не так страшно разговаривать.
Аверьянов закурил и, заставив себя улыбнуться, спросил:
— Ну, давай, объясни, дружище, как там все было и где люди?
Толик повторил, по-прежнему заикаясь:
— Ч-честно, не знаю...
— Он еще не отошел, — сказал Гордейчик, — все еще трясется. Я когда начал его откапывать, так тоже весь трясся. Руки трясутся, молоток трясется — страх! Потом смотрю: порода тоже трясется. У меня аж в глазах помутнело. А пригляделся — это подошва его сапога трясется.
Аверьянов нахмурился и снова спросил Толика:
— Ну, давай, дружище, рассказывай. Без тебя мы взрывных работ вести не можем, понимаешь? Боимся. Людей боимся погубить. А идти проходкой — мы их голодом заморим. Погибнут люди, пойми. Ну, я прошу, возьми себя в руки.
— Честно, не знаю, — в третий раз ответил Толик, но теперь уже не заикаясь. Он ответил, не глядя на людей, опустив голову.
— Отправьте его на медпункт, — сказал Аверьянов и, глядя вслед уходившему Толику, недоуменно пожал плечами...
Ермоленко откопали совершенно случайно. Новиков решил для страховки пройти еще метров пять штольней. Он надеялся найти пустоту в колодце, ведшем в блок. Ему казалось, что весь тридцатиметровый колодец не мог быть завален. То же самое казалось и Аверьянову. Поэтому, не сговариваясь, они пришли к одному решению.
И после первого часа работы опять тот же Гордейчик откопал Ермоленко. Он был весь изранен. Он не мог двигаться. Лицо у Ермоленко было разбито, и поэтому он с трудом разлеплял губы, которые теперь стали толстыми и по-африкански вывороченными вперед.
— Они все в блоке, — хрипло сказал Ермоленко, — взрывайте спокойно. Меня... Строкач следом... за Петухом... сукиным сыном... послал. Золото унести. Где... золото?
Аверьянов показал Ермоленко самородки: их нашли сразу же, как только откопали самого Ермоленко. Увидев золото, Ермоленко успокоенно закрыл глаза. Но когда его положили на носилки и понесли в клеть, он заплакал и сказал:
— Если... унесете, подохну враз. С ребятами... вместе уйду. Иначе не выносите... Такое у меня... к вам... завещание...
— Ты не болтай! — рассердился Новиков. — Заладил свое «завещание», как старый попугай!
Новиков и Ермоленко были друзьями, и поэтому Новиков мог так грубо кричать. Так можно между друзьями. Иногда это помогает больше, чем ласка. Но сейчас не помогло. Ермоленко увидел, что его все же несут к клети, чтобы поднять наверх. Тогда он перевалился на бок и съехал с носилок. Он упал на рельсы, положенные вдоль по квершлагу, и сказал тихим, злым голосом:
— Без ребят... не уйду. Пусть врач... спустится, если надо... ноги не... отымутся. А обделается со страху, подмоется, воды много... в руднике.
Аверьянов переглянулся с Новиковым и сказал:
— Пусть кто-нибудь сходит и приведет сюда врача. И давайте сразу же начнем взрывработы.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 11.48
— Есть страсть как хочется, — сказал Андрейка.
— Тебе не поесть — одна польза, — улыбнулся Строкач.
А Сытин добавил:
— Ходули легче будут двигаться. Знаешь, китайцы как говорят? Завтрак сам съешь, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу.
— Враг врагом, а в брюхе у меня что-то сильно трясется, — вздохнул Андрейка.
— Ну вас к черту с вашей едой, — зевнув, сказал Строкач, — я поспать хочу хоть полчаса. Твоя очередь сейчас долбить, Андрей.
Когда Строкач отполз в сторону, Андрейка спросил:
— Антон, а тебе хочется есть?
— Совсем не хочется.
— Это из-за ноги. Всем больным не хочется есть.
— Не всем.
— Значит, тебе хочется есть?
— Да нет же! Я говорю: не всем больным. Есть такие, которым только подавай.
— Нет таких больных.
— Много ты знаешь! У меня дружок был, Ленька Басин такой. Он сейчас чертежник. Так он в ящике под вагоном из Москвы в Омск ехал. Его там заперли, когда он спал. Без злобы, не знал никто, что там парнишка едет. Он там пять суток не ел и заболел. Как потом увидит еду, так скорей в рот тянет.
— Какой же он больной? — засмеялся Андрейка. — Просто голодный.