И вот в один прекрасный день наше солнышко Фа засияло ярче и убедительней, и мы потихоньку воспряли духом. Пришла долгожданная оттепель, а через несколько дней в лесах появились первые животные.
Ванда вывела свою команду на поля необычайно рано, не желая упускать ни единого погожего денька. Рьяные приверженцы религии были возмущены, и в том числе, естественно, дядя Станс.
– В такое время не сеял никто и никогда! Ты идешь против всей памяти Иама!
– К Раксу ошибки прошлого! – парировала Ванда. – Нам нужна еда, а не молитвы!
В конце концов победа осталась за ней, ведь это Ванда отвечала за посевы. Но дядя Станс никогда не упускает случая ввязаться в сражение, в котором заведомо не может победить. Триггер точно такой же.
Дни становились все теплее, охотничья команда добыла свежего мяса, и неудачный визит на станцию Девон перестал казаться катастрофой.
Как только позволила погода, я отправился к своему любимому пруду. Чудесно побыть наконец вне дома! Тем более в одиночестве, без постоянного присутствия отца, а также Станса и Триггера. Вообще-то мы с отцом неплохо ладим, но эта стужа была уж слишком длинной.
Я лежал на спине, подложив под голову руки. Солнце приятно пригревало, травки-щекотунчики нежно массировали бока, из трубки поднималась ароматная струйка дыма.
Я сосредоточился.
И перед моим мысленным взором явились карие глаза.
Ну нет! Это уж слишком. Я потратил целую стужу, чтобы избавиться от мыслей о Чаре с ее перепонками.
Моя первая трубка зелья, вот что я хочу увидеть.
НЕ ТОРОПИСЬ, сказал отец. С ним были дядя Станс, и Ванда, и все старейшины деревни. Мальчик становится мужчиной после первой трубки зелья, она символизирует его способность передавать гены. Довольно часто преждевидение не приходит с первого раза, особенно если парень сильно нервничает. Но отец смотрел на меня с надеждой, и я затянулся, и расслабился, и вдруг услышал, как кто-то говорит у меня в голове…
ИДИ КО МНЕ, БРУНО. Весна глядела на меня, совсем молодая, с припухшими губами. Я/Бруно потянулся к ней…
Щеки мои запылали, я поспешно отступил. Я понял, что могу скользить назад по памяти отца, и воскресил давнишнюю охоту. Удар копьем. Тяжелый запах крови. ОТЛИЧНО, БРУНО! НУ ВОТ, ТЕПЕРЬ МЫ С МЯСОМ. Я вышел из транса и ухмыльнулся: А НЕПЛОХАЯ БЫЛА ОХОТА, ОТЕЦ!
Теперь я приступил к главному: мне следовало разобраться в странных отношениях отца и Станса. Правда, заглядывать в память живого родственника считается неэтичным, но ведь отец все равно не узнает…
И я нашел презрение. И жалость. И непоколебимую лояльность.
Отец безусловно считал дядю Станса ослом (словечко укоренилось в моем лексиконе) и все же покровительствовал ему, как подобает старшему брату. Прекрасно зная слабости дяди, он помогал ему руководить Иамом и ненавязчиво исправлял его грубейшие ошибки. Я просмотрел внушительную коллекцию эпизодов, в которых отец выручал дядю Станса из беды. И пришел к окончательному выводу.
Мой отец, Иам-Бруно, был рожден, чтобы стать предводителем.
Чего недостает его младшему брату, так это длинных ушей.
Я встал и ополоснул лицо в пруду: преждевидение – не такое уж легкое занятие, и я изрядно вспотел. Вода оказалась прохладной, но воздух был очень теплым. Я скинул вещички и прыгнул в пруд, и начал плескаться, вскрикивая от удовольствия.
Потом я услышал насмешливый гогот. Триггер и Каунтер стояли на берегу, указывая на меня пальцами.
Не знаю, как земляне, но голый стилк чувствует себя бесконечно уязвимым. Я мигом выскочил из воды и стал натягивать одежду на мокрое тело.
– С тебя течет! – завопил Триггер и чуть не помер от смеха, болван.
Когда-нибудь, если все пойдет своим чередом, он станет предводителем Иама.
– Говорю тебе, Станс, семена не взошли.
– Я знал, что так будет! Я знал! – Дядя, казалось, был даже доволен несчастьем. – Ранний сев оскорбляет Козла-прародителя! Ты ввергла нас в огромную беду, Ванда.
– Но в чем причина, как ты думаешь? – спросил отец, игнорируя выкрики Станса.
– Возможно, во время оттепели зерно подмокло и перепрело. А может быть, оно и уродилось невсхожим в прошлом году. Я не знаю.
– Зато я знаю, – сказал дядя Станс. – Это ты во всем виновата, Ванда!
– Я признаю свою вину. Но это не меняет ситуации.
Ванда, дядя Станс, отец и я стояли посреди нашего лучшего поля, густо заросшего сорняками, среди которых виднелись редкие чахлые ростки. Несколько женщин истово занимались прополкой.