– Вот так, господа, – сказал, обращаясь к офицерам, Ермолов, – репутация офицера иногда зависит от скотов.
В письменном виде до нас дошли в основном каламбуры дворянского сословия, острословие людей пишущих, а уж как играли словами крестьяне, рабочие, купцы, о том можно лишь догадываться. Незаписанная речь вызовет живой отклик и забудется навеки, если не скажет кто-нибудь что-либо подобное в похожем сплетении обстоятельств...
Как тут не вспомнить Гоголя: «Выражается сильно российский народ!.. А уж куды бывает метко всё то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племён, а всё сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят…» И ещё добавил, что «нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово».
В языке угадываются черты национального характера. И то и другое меньше всего поддаётся неумолимо убегающему времени.
Мне довелось долго служить в армии, и я не знаю роты, которую не потешал бы записной остряк. Стоило ему рот открыть, как людей начинал разбирать хохот. Доставалось и приятелям, и начальству. Жить и служить было легче.
Вот старшина роты даёт команду «смирно», оглядывает ряды и грозно говорит:
– Кто там взаду вертится?!
– Земля, – слышится из строя.
– Кто это сказал? – спрашивает, оборачиваясь на голос, старшина.
– Галилей, – тотчас отвечают с другой стороны строя.
В этом коротком диалоге при желании можно усмотреть, по крайней мере, три вольных или невольных каламбура.
Жаль, если никто из моих современников не завёл, подобно Вяземскому, записной книжки специально для каламбуров, которые, в отличие от анекдотов, редко передаются из уст в уста.
А что уцелело в памяти?
Известный сценарист Алексей Каплер жил в Доме творчества писателей в Коктебеле на втором этаже, вставал рано, делал зарядку с гантелями, и стук их будил другого известного писателя, Олега Михайлова, любителя поспать, обитавшего как раз под Каплером. Как-то его спросили о самочувствии, и он тотчас ответил:
– Вам-то хорошо. Над вами не Каплер…
Каламбур очень злободневен и потому недолговечен. Его рождают находчивость и безупречное владение родной речью. Недаром создатели Козьмы Пруткова заимствовали каламбуры у автора «Конька-Горбунка» Петра Павловича Ершова, о котором Пушкин сказал: «Этот Ершов владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком». А сам Пушкин тоже был горазд на каламбуры, и самый известный – плод устной импровизации.
В.А. Соллогуб, выходя из книжной лавки Смирдина, стал сочинять:
Коль ты к Смирдину войдёшь,
Ничего там не найдёшь,
Ничего ты там не купишь,
Лишь Сенковского толкнёшь.
И Пушкин тотчас подхватил:
Иль в Булгарина наступишь.
Нам известны в основном литературные каламбуры, то есть рождённые за письменным столом, а они не столь непринужденны, не с языка скатились... Каламбурная рифма в стихах – тоже род литературных упражнений, если даже они чрезвычайно удачны, как у Минаева, который даже к финским скалам бурым обращался с каламбуром.
Вершиной русской каламбуристики, безусловно, следует считать незабвенного Козьму Пруткова. Он весь в традиции устной шутки. Самый первый афоризм вымышленного поэта построен на каламбуре:
«Обручальное кольцо есть первое звено в цепи супружеской жизни».
К собственному удивлению, обнаружил, что я и сам грешил каламбурами в книге «Козьма Прутков и его друзья». Иные из них натужны, слишком литературны, а другие сносны. Например: «Маленький Кузька получил прекрасное домашнее воспитание. Кузькина мать была справедливой, но строгой женщиной, и в этом последнем её достоинстве следует, очевидно, искать корни столь распространённого русского выражения, непереводимого на иностранные языки».
В каламбуре как бы сам язык подтверждает правоту высказывания. И не только подтверждает, но и усиливает. Оригинальная рифма легко запоминается, и когда звучит не просто шутка, а, скажем, политическая сатира, действенность её возрастает во много раз.
Порой каламбур был обезоруживающей защитой в самых рискованных обстоятельствах.
Так, известному артиллерийскому генералу Николаю Алексеевичу Аммосову, изобретателю, начальнику Сестрорецкого завода, приходилось жестоко воевать с артиллерийским департаментом, отстаивая свои начинания. Рапорты его были так резки, что генерал получил строгий выговор за их «неуважительный тон». Оправдываясь, Аммосов написал, что никогда не терял уважения, ибо знает, что артиллерийский департамент есть нужное в России место. «Каламбур имел такой уcnex, что даже строгий Николай I приказал указать ему Аммосова издали на разводе», – вспоминал один из его современников.