Как только жрецы узнали о восстании, они собрались на совет в одной из пирамид. Здесь они были в безопасности. Подземные ходы, соединявшие дворцы и пирамиды, были хорошо скрыты. От своих служителей жрецы знали о ходе борьбы.
Несмотря на посланный жрецами приказ военачальникам подавить восстание немедлено, сверху приходили неутешительные вести.
Исход продолжавшегося сражения был сомнителен.
В окрестностях Атлантиды были расположены громадные гарнизоны. С помощью их не представляло особого труда подавить восстание, но теперь каждые лишний час битвы причинял жрецам убытки: рабы разоряли их дворцы, и притом большинство рабов составляло «движимое имущество» жрецов. Этот живой товар не плохо расценивался на Морской Бирже.
Только к закату солнца успех правительственных войск определился окончательно. Армия «Кривого» и Адиширна была оттеснена в горы и рассеяна в лесах.
«Кривой» был убит во дворце, и труп его разрублен на части воинами «Нептуна». Адиширна-Гуанч пропал без вести.
Покончив с главными силами рабов, воины атлантов двинулись на остатки армии «Злого» и Акса-Гуама. Рабов прижали к каналу, они падали в канал и тонули.
Небольшая группа рабов, со «Злым» во главе, как разоренные львы защищала мосты, прикрывая отступление.
Наконец, пронзенный в горло, пал «Злой». Священый Холм был очищен. Оставались лишь отдельные группы рабов, которых воины травили, как собак, загоняли во дворы и тупики и зверски убивали.
Акса-Гуам был ранен в руку и голову. Его оттеснили от отряда «Злого».
Отбиваясь от наседавших воинов, он стал в углубление бронзовой стены, окружавшей дворец Верховного Жреца Ацро-Шану, прислонившись спиной к узкой, бронзовой калитке.
От кровотечения из ран и усталости у Акса-Гуам а кружилась голова и глаза застилало туманом. Как во сне, он машинально махал мечом, отбивая удары копий.
Неожиданно калитка открылась за ним, и он едва не упал навзничь. Подозревая ловушку, он обернулся и увидел перед собой Крицну, — ученика Ацро-Шану. Крицна поддержал его и, ухватив за руку, втолкнул в калитку. Сюда же бросился один из воинов. Крицна выхватил из слабеющей руки Акса-Гуама его меч и ударил воина по голове. Тот свалился. Но за ним вырос другой. Длинным копьем он пронзил грудь Крицну.
— Закрой калитку, — успел крикнуть Крицна и упал, обливаясь кровью.
Акса-Гуам навалился на бронзовую дверь, быстро захлопнул ее и успел заложить тяжелый, бронзовый засов.
Он склонился к Крицне. Глаза Крицны тускнели. Кровь с клокотанием выходила из раны в груди и изо рта.
— Умираю… так лучше… все ложь и обман… и жизнь обман… — хрипло говорил он с паузами. — Оставь меня… беги…
И Крицна склонил голову на землю. Легкая судорога прошла по его телу. Акса-Г уам медленно шел по саду. Он не думал о бегстве… Он ни о чем не думал. Он был слишком разбит телом и духом.
Из-за стены доносились звуки удаляющегося сражения, крики и стоны.
Но здесь было тихо и мирно, как всегда.
Пальмы горели своими веерообразными вершинами в лучах вечернего солнца. Цветы благоухали. На яркой зелени деревьев кувыркались и кричали бело-розовые и красно-зеленые попугаи, привязанные за ногу золотыми цепочками.
— Доброе утро, Ацро-Шану, — картаво и резко прокричал в след Акса-Гуама попугай.
Акса-Гуам спускался по желтой песчаной дорожке, усаженной по сторонам цветущими белыми лилиями и белыми туберозами. Их сильный, сладкий запах пьянил ему голову.
На ветке большого апельсинового дерева сидела ручная обезьяна и внимательно чистила большой, зрелый, сочный плод. Увидев Акса-Гуама, она сорвала еще один апельсин и с насмешливым криком запустила в него. Как оранжевый мяч, апельсин покатился по желтой дорожке.
Акса-Гуам вспомнил, что со вчерашнего дня он ничего не ел.
Он поднял апельсин и с наслаждением стал есть его сладкую, сочную, душистую мякоть. Обезьяна что-то закричала ему в след на своем языке.
Он невольно улыбнулся, кивнул обезьяне головой. Она приветливо закивала в ответ. И, странно, ему стало как-то легче на душе.
Он подошел к мраморному водоему, снял с себя тяжелые доспехи и вымылся в холодной, ключевой воде. Оставшись в короткой, черной тунике жреца, с расшитым на груди золотыми нитками диском солнца, он почувствовал себя легко и свободно. С удовольствием он растянулся на зеленой траве, расправляя усталые члены.
— Если бы не болели раны, было бы совсем хорошо, — подумал он.
Сладкая истома сковывала тело. Он невольно закрыл глаза и стал погружаться в дремоту.
И вдруг, будто толчок разбудил его. Он быстро сел.