Изредка к Ворку заходил брат Чайки. Он тоже чаевал и заметно стеснялся Чайки. Чайка теперь была русская, а он был попрежнему бедный юрак — и только.
Около песка редко останавливались пароходы. Они проходили Крестовой протокой за островами, шли на Галечную и дальше на низ. Это лето пароходы ходили чаще. В народе шел разговор, что идет где-то война. Говорили, что русские дерутся с русскими, одни были красные, другие белые, но все равно, они были русские, только название такое. Почему они так назывались, почему воевали, — народ не знал. Боялись вооруженных людей.
VIII. От’езд Ворка и Чайки
Однажды, совершенно неожиданно, к песку подошел большой пароход. Он свистел и выпускал белый пар. Пароход с красным флагом. На корме был тоже красный флаг, но сильно задымленный. С парохода спустили четырехвесельную шлюпку. На берегу зоркие глаза юраков рассмотрели всем знакомого человека по имени Коверкало.
— Идет Коверкало. В руках у Коверкало бумага, — говорили юрами, щуря слезящиеся глаза.
Шлюпка села на песок за несколько сажен от твердого берега. Матросы вылезли и повели руками шлюпку, но скоро убедились, что килевую шлюпку можно скорее довести на руках, чем доплавить и бросили.
Вот тогда-то случилось самое чудное, о чем и до настоящего дня помнят на песке Хайба.
Коверкало вылез из лодки и, буровя бродневыми сапогами воду, направился к берегу. На боку у Коверкало болталась огромная шашка доисторических времен туруханского казачества, а на поясе с медной бляхой, как окорок, висела рыжая кобура с огромным лефошэ. Сам Коверкало во многих местах был изукрашен помятыми, не первой свежести, красными бантами, тоже значительной величины.
В руке, над головой, Коверкало нес пакет с сургучной печатью. Маленький пакет с темно-красной печатью приковал взоры стоящих на берегу.
Коверкало вылез, посмотрел по сторонам, и подошел к Ворку. Он громко и торжественно, с суровой хрипотой в голосе, прочитал адрес на пакете, начиная от: «Весьма срочно, секретно, через Туруханский Райревком!» до «№ 1231» и не менее торжественно вручил его Ворку, потребовав расписки в получении.
Ворк не менее торжественно расписался и, сунув в карман конверт, ушел в землянку.
Этой ночью на Хайбинском песке не спали. Коверкало до хрипоты об’яснял русским рыбакам и юракам о Советском перевороте и аннулировании колчаковских денег.
Обеспокоенные шумом, чайки с криком летали над пароходом, а на озерах им вторили гуси.
Сборы были недолги. Ворк, Чайка и беленькая лайка Юрак готовились к посадке в лодку. Коверкало грузил багаж и все время удивлялся:
— Эко ты, — говорил он около лодки, — юрачка и без всякого понятия, а вдруг, знаете, как возвысилась.
— Какое возвысение, — прошепелявил парень с песка, — просто зена городьского селовека.
Коверкало уничтожающе посмотрел на парня:
— Сельдушка ты и больше ничего. Ты знаешь, кто есть он? Он при новой власти чуть комиссарьят. На автомобиле юрачка будет ездить, — и Коверкало пустился об’яснять парню, что такое «чуть комиссарьят» и автомобиль.
— Што за стюка? — удивлялся парень.
Багаж был погружен. Ворк, Чайка и Юрак сели в шлюпку. На берегу стояли все люди с песка, Перчик и брат Чайки. Пароход ушел, и жизнь на песке пошла своим чередом.
Тот, кто читал в № 3 журнала «Всемирный Следопыт» рассказ Ё. Бывалова — «Одиннадцать», в котором фигурирует русский матрос Джони Руш (Иван Русский), тому особенно интересно будет узнать, что с № 8 «Всемирного Следопыта» начинается печататься серия рассказов того же автора под общим названием— «ЗАМОРСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДЖОНИ РУШ»,
а именно:
1) Побег матроса Пидопры-Гора (1905 г.).
2) Джони Руш.
3) На острове краббов.
4) Месть Ай-Ки.
5) Медный остров.
6) На коралловом атолле.
7) Джони Руш на родине (1917 г.).
ПЕВЕЦ МИРОЗДАНИЯ
(По поводу кончины Камилла Фламмариона).
Очерк Н. К. Лебедева.