Ярмарка изменяет образ жизни не только арендаторов, но и покупателей. Увеличивается сектор свободы выбора, где возможна игра с существенным вознаграждением. Наши люди привыкли к тому, что покупатель — последний человек; его никто ни о чем не спрашивает, ему предъявляют цену, качество; не устраивает — иди, гуляй, кому ты нужен! В нынешних магазинах по большей части с ними обращаются так же, как прежде; кстати, замечено, что с появлением мелкооптовой ярмарки почти все магазины в округе разоряются. Директор одного такого магазина вынужден был снять контейнер на ярмарке и начать все заново — это переживалось как очень сильное понижение, сдача завоеванных позиций...
Среди рекомендаций заказчику была такая: завести несколько телефонов-автоматов. Я стоял у одного в длинной очереди, слушал: «Маш, там нет по девять тысяч, есть по десять восемьсот, но если упаковку брать...»; «Люся, есть сосиски наши по семнадцать и польские по четырнадцать, ты мне не написала, какие...». Это, конечно, мужчины. А вот типичная картина: возвращаются с ярмарки всей семьей, муж и сын с рюкзаками — сумками, впереди мать с сумкой на колесах, довольная: купила две упаковки окорочков себе и соседям, мешок сахара — ничего, не испортится, макароны у Марата взяла для себя и родственников, и теперь с удовольствием прикидывает в уме сумму выигранного.
Фигура четвертая: Население
Это потенциальные покупатели — они обязательно придут на ярмарку после того, как им расскажет о своих победах встреченная нами мать семейства; она расскажет обязательно, это один из сладких плодов выигрыша. «Раскрутка» ярмарки начинается с рекламы на телевидении, но она вовсе не заставляет человека туг же бросать все и бежать туда. Мужчины часто впервые забегают туда «по дороге» из любопытства, докладывают жене, та заинтересуется — или не заинтересуется. Женщины чаще идут на ярмарку «по наводке», по рекомендации соседей.
Население округи — объект благотворительности хозяев ярмарки; это обязательное, почти ритуальное действие есть составная часть начальной рекламной кампании. Она может стать весьма длительной акцией.
Население округи — потенциальные враги «новых капиталистов», кляузники и жалобщики. Люди явно теряют представление о границе между злом и добром. Мне рассказали такой случай. Ярмарка взялась обеспечить прибавку к пенсии старикам и инвалидам микрорайона. Через несколько месяцев учредителей вызывают в префектуру и показывают им письмо — жалобу, что ярмарка мешает спокойно жить, развели шум и грязь, антисанитарию и махинации, надо ее закрыть, зарыть, уничтожить. Подписи под жалобой вполне соответствовали списку лиц, получающих вспоможение от дирекции. Сама жалоба была совершенно несправедлива; чистота и порядок обеспечивались идеально, иначе без всяких жалоб ярмарку сразу прикрыли бы, с этим в Москве строго.
Ну, что бы вы стали делать на месте учредителей? Бегали бы по списку, заглядывая каждому в глаза и спрашивая, за что? Прекратили бы всякие выплаты? Вот и видно, что вы не годитесь в бизнесмены, неделовые люди.
Когда опекаемые опять пришли за деньгами, каждого попросили расписаться не один раз, как обычно, а два: в ведомости и под письмом в префектуру, где говорилось, что ярмарка замечательная, очень важная для населения и закрывать ее никак нельзя.
Все до одного расписались, никто не отказался.
Исследование закончено. Хорошо бы его начать
Потому что дальше идут серьезные вопросы, которых мне никто не задавал — но, может быть, они самые главные.
Например, мы только чуть прикоснулись к проблеме культурных норм в торговле, вообще связей торговли с культурой, а тут богатейший пласт, никем не исследованный. Кстати, такие исследования могут принести чисто прагматическую пользу. Ну, мелочь: некоторые обклеивают свои контейнеры картинками на западный манер, другие что-то пишут. Мне кажется, у нас действеннее реклама через текст, а не через картинки; на Западе массовая культура более визуальна, каша — более вербальна. У нас сохранилось глубокое уважение к слову.
Еще: специфика торговли с нижней средней стратой. Казалось бы, у нижней средней и просто средней один источник информации: телевизор, но средний умеет ее считывать, а нижний средний усваивает ее плохо. Зато нижний средний слой намного более интегрирован, чем средний, там все время разговаривают. Если я хочу Сообщить туда, что у меня есть нужный им товар, я должен действовать по-иному, чем с товаром для богатых или средних слоев.
И, конечно, я бы занялся психологией обмена вообще, со всех точек зрения.
Да многим бы я занялся... •
Записала И. ПРУСС
НАУКА И ТЕХНИКА — ГОРОДУ.
Чем дышат москвичи?
Так уж исторически сложилось, что Москва, Московская и соседние с ней области оказались самыми экономически развитыми, а потому и самыми экологически загрязненными в Центральной России, население которой составляет чуть ли не пятую часть населения всей страны. Главные виновники загрязнения воздушной среды в столице и области — нефтеперерабатывающие заводы (Капотня), заводы по производству минеральных удобрений (Воскресенск), автомобильные (Голицыне), машиностроительные (Красногорск), вагоно- и паровозостроительные (Коломна), тяжелая химия (Подольск).
Свыше двухсот химических токсикантов выделяют эти предприятие в атмосферу: диоксиды серы и углерода, оксиды азота, пентоксид ванадия и гидроксиды никеля (около тысячи тонн в год), свинцовые оксиды (до ста тонн в год), особенно ядовитый шэстивалентный хром (до двадцати тонн), страшный канцероген бензапирен (одна — две тонны), аммиак, фенол, многочисленные хлоруглеводороды и иные органические растворители. Прибавьте к этому еще автомобильные выхлопы и выбросы предприятий теплоэнергетики, которые сжигают все меньше чистого природного газа, а все больше не очень качественного мазута, и картина будет завершенной.
Но пока москвичи живут в ожидании, когда же наконец будут максимально задействованы все оттенки экономических стимулов (они широко известны в мировой практике), которые способны заметно улучшить экологическую обстановку в столице, ученые предлагают уж сегодня решить хотя бы часть этих проблем.
К 850-ЛЕТИЮ МОСКВЫ
(Продолжение беседы. Начало в № 1)
Ростки нового
С. Червой: — Переходя через хронологический рубеж 1238 года, мы попадаем в совершенно другую эпоху. Последствия монгольского нашествия были для Северо-Восточной Руси ужасающими. Летописец заключает перечень сожженных городов словами: «И несть места, ни вей (веси. — С. Ч.), ни сель, тацех редко, кдеже не воеваша на Суждальской земли; и взяша городов 14, опрочь слобод и погостовъ, во один месяц февраль, кончевающюся 45 — тому лету» (1238 год).
Материальная культура беднеет, упрощается, как бы истончается; исчезают целые ремесленные традиции, уходит курганный обряд погребения, постепенно все меньше и меньше встречаются женские украшения, столь многочисленные и так характерные прежде для Древней Руси. Но что удивительно и парадоксально — именно посреди этого разорения, истончения и убывания пробиваются первые ростки раннемосковской культуры.
Л. Беляев: — После монгольского нашествия развиваться трудно, это понятно. Как, благодаря чему Москве удается преодолевать эти трудности, мы плохо знаем. Невостребованные клады, пожарные слои и погибшие жилища (на территории Кремля, на участке Казанского собора и другие) — свидетельства гибели, бед и горестей жителей города. Однако я уже говорил и повторяю, раскопки не показывают заметного перерыва в жизни людей. Мы не фиксируем их. Вот старая Рязань — другое дело. Здесь — прерванное развитие. Жизнь еще долго теплится, но развитие оборвалось, структура умерла сразу. Там мы не находим на центральном городище, которое назвали бы кремлем, ни одного клада, не говоря уже о таких, как знаменитые старорязанские. Территория старой Рязани, обнесенная гигантским трехкилометровым валом начала XII века, на девяносто процентов просто не освоена и уже не будет освоена в эту эпоху. Вот что такое прерванное развитие. В Москве все по-другому.