Когда спускаешься в Илюхинекую на самом современном западном снаряжении, то невольно вспоминаешь рассказы Александра Ефремова о том, как исследовалась Илюхинская, о никому неизвестном подвиге штурмовых групп, которые на самодельном снаряжении шаг за шагом, год за годом углубляли пещеру.
«Вначале удалось пройти один длинный ход с двумя глубокими колодцами вдоль русла подземного ручья,— вспоминает он.— Второй колодец оказался слепым: вода уходила сквозь мощный глыбовый завал. Потом открыли еще один вход и через серию слепых шахт снова вышли к тому же самому ручью, ведущему в тупик. К счастью, в одном из ответвлений на глубине 200 метров обнаружили извилистый ход — меандр, в стене которого было отверстие размером чуть больше человеческой головы. Здесь же нашли лабиринт разветвленных ходов, и стало ясно, что это целая система спелеологически соединенных пещер».
Илюхинская — одна из сложнейших пещер в мире. Ее старая, хорошо промытая часть идет примерно до глубины 500 метров. На этом уровне встречается подземная река — тут начинается более молодая пещера. С семисот метров характер пещеры меняется — это Постоянно ревущая вода, водопады, брызги, ветер. На семистах метрах подземная река принимает мощный приток слева, что говорит о существовании слева еще одной пещерной системы. Если вход в нее найти, то, возможно, откроется другой путь в Илюхинскую. На плато найдено несколько пещер, которые залегают так, что теоретически могут соединяться с Илюхинской слева, но пока пещеры не сдаются спелеологам.
А после восьмисот метров масштабы пещеры увеличиваются, и становится больше водопадов. На девятистах пятидесяти метрах дорогу преграждают сифоны (то есть река, русло реки, исчезает в скалах, и чтобы прейти дальше, нужно погружаться с аквалангом в нисходящий поток воды). Вопреки всем известным примерам в спелеологии, пещера после двух сифонов уходит вниз еще на 250 метров. За сифонами побывало только несколько человек. Там гигантские объемы, россыпи пещерного жемчуга, сталактиты, озера, красоты. А на глубине 1220 метров спелеологов ждут еще два сифона.
Слышу команду «веревка свободна», слегка волнуясь, шагаю в пустоту колодца. За перегибом, повиснув на веревке, чувствую, что все волнение моментально пропадает, уступая место нахлынувшим радости и удовольствию. Смотрю вниз, и далеко под собой вижу свет карбидки. Транспортные мешки со снаряжением не очень мешают, и, довольно быстро перестегиваясь с веревки на веревку, достаю дна колодца.
Снимок сделан в открытой нами пещере «Мир приключений», названной так в честь магазина «Мир Приключений», который являлся спонсором нашей экспедиции.
Фото Валентина Коржакова
Это глубина сто пятьдесят метров, на которой еще в конце восьмидесятых годов был оставлен один из двух стационарных «пунктов питания» — небольшой домик с крышей из полиэтилена.
Помогая друг другу, мы преодолеваем лазаньем несколько незначительных мокрых уступов и оказываемся в месте, именуемом «грязный меандр». Меандр — длинный, извилистый, немного наклонный ход с лужами, в стене которого на глубине около двухсот метров находится знаменитое «очко», разбив которое первопроходцы попали в самую глубокую ветвь пещеры. Через это же «очко» лежит и наш путь. И снова повторяется процедура навески веревки. Так крюк за крюком, колодец за колодцем, используя веревку как нить Ариадны, мы спускаемся все глубже и глубже. Наконец, достигаем глубины четыреста метров.
Спустя пять лет в Илюхинской снова появились спелеологи. Пещера терпеливо дожидается того времени, когда все ее тайные ходы станут известными и она сможет занять первое место по своей глубине. Как постепенно выясняется, для этого необходим не мощный штурм, а хитрый расчет, начало которому было положено в этом году.
Многие спелеологи из всех стран мира мечтают о возможности поработать на плато Арабика. В этом районе находится немало пещер, где еще не побывал ни один человек. Ведь пещеры скрывают в себе много интересного. В знаменитой Каповой пещере на Урале найдены рисунки первобытного человека, в пещере Эмине-Баир-Хосар (в Крыму) мы фотографировали кости, принадлежащие мамонту, шерстистому носорогу и ископаемым рукокрылым. Причем кости эти были найдены глубоко под землей, в подземном зале, находящемся довольно далеко от естественного входа в пещеру. В доперестроечные времена спелеологи активно сотрудничали со специалистами из медико-биологических институтов, минералогами, карстоведами, добывая для них уникальные минералы, представителей пещерной флоры и фауны, совершали медицинские исследования.
Конечно, в этой экспедиции мы даже не ставили перед собой подобных задач. Это дело будущего. Основная цель нашей экспедиции заключалась в поиске новых пещер. Нам помогло то, что на плато не было снега: открылись и протаяли многие пещеры, разыскать которые в обычных условиях очень сложно.
В некоторых из них до нас не было ни одного человека. А самая красивая пещера «Мир приключений», расположенная в районе вершины Зонт, была обнаружена случайно. Все участники экспедиции в течение недели поисковых работ у вершины Зонт по нескольку раз проходили мимо большой воронки. И только в один из последних дней экспедиции мне и Валентину Коржову пришло в голову спуститься на дно этой воронки.
Наше любопытство было вознаграждено. На дне воронки лежал пудовый камень. К нашему изумлению, камень закрывал овальное сорокасантиметровое отверстие, из которого дул холодный ветер (такой ветер возникает в узостях в достаточно глубоких пещерах). Удивляясь неожиданному открытию, мы навесили веревки и стали спускаться. Каскад трех десяти-пятнадцатиметровых бутылкообразных колодцев привел к красивейшему сорокадвухметровому колодцу, на стене которого было видно «окно», к которому нужно будет в будущем совершить восхождение, так же как и исследовать серию узких колодцев и щелей, открывшихся на дне этого колодца. Но на них уже не оставалось времени. Трудно описать, в чем заключается прелесть этого колодца, так поразившая нас. Он запоминается сразу: и красивыми формами, и необычным строением, и удивительной гаммой оттенков, казалось бы, на первый взгляд ничем не примечательного серого камня.
Снимая веревку с последнего уступа пещеры, с грустью думаешь о том, что все имеет свой конец. Завтра мы должны спускаться к морю. Завтра начнутся новые проблемы, но уже земные. А сегодня мы вернулись на Арабику. •
ТЕМА НОМЕРА
Игорь Данилевский
В поисках «Слова»
Дракон
В последних номерах журнала читатели могли познакомиться — хотя бы фрагментарно — с исследованиями Арсена Арсеновича Гогешвили. Хотелось бы еще раз подчеркнуть: речь идет не просто об очередной работе, посвященной «Слову о полку Игоревен. О гениальном памятнике древнерусской литературы и без того написана уже целая библиотека. Речь идет о совершенно необычном прочтении его текста. Более того, нащупаны новые направления в изучении не только «Слова», но и всей литературы Древней Руси. Благодаря таким работам (несмотря на их спорность и неоднозначность) начинают формироваться новые представления о пространстве бытия древнерусской культуры и истории в целом.
Пути познания прошлого, всех его сторон, понимания человека ушедших веков всегда сопряжены с колоссальными трудностями. Это — путь находок и утрат. По нему невозможно пройти, не оступившись, не попав в плен чужих и собственных заблуждений. Здесь не избежать не только счастья открытий, но и горечи разочарований.
Люди, идущие по этому пути, чаще всего не ждут громкой славы, популярности или материального достатка. Их притягивает истина — недостижимая и заманчивая. Они готовы на серьезные жертвы ради достижения принципиально недостижимого. И страшно, если на каком-то этапе человеку начинает казаться, что он наконец-то нашел ее, догнал этот вечно убегающий горизонт. И, к сожалению, не только для того, кто впал во искушение. Теперь он может (особенно если помогают официальные статус и должность) стать — порой надолго — на пути всякого, кто захочет пойти дальше, заглянуть за этот эфемерный предел. Тогда Ланцелот превращается в Дракона, охраняющего сказочные сокровища. К сожалению, подобные метаморфозы — не столь уж редкое явление в среде ученых. Иллюзия, будто в познании может быть поставлена точка, тема исследования «закрыта», а все, относящееся к ней, уже известно и написано, относится к числу самых пагубных в науке.