Важнее, однако, что появление в «Слове» имени римского божка-соблазнителя, возбудителя любви, любовной страсти, вожделения, похоти, увеличивает вероятность знакомства автора с латинской мифологией и укрепляет предположение о знании им латинского языка... •
РАКУРС
Ирина Прусс
Научные коллекции: продать, отдать, сохранить?
На содержание научных коллекций нет денег. Что с ними делать?
На семинаре в Зеленом Бору, о котором я уже писала[* «Знание — сила», 1997, № 2.], среди многих «боковых» сюжетов (основной был связан с соотношением государственной и негосударственной науки) один показался мне особенно увлекательным — и своей почти детективной напряженностью, и неожиданностью темы, и, возможно, главное, тем, что именно здесь, прямо на семинаре, он получил практически применимое решение.
А началось все с чистой провокации, устроенной руководителем санкт-петербургского Семинара по биогерменевтике Сергеем Чебановым. Он решил довести до логического предела тезис, что наука в принципе — дело приватное и чем меньше в нем будет замешано государство, тем лучше.
— Когда в питерской научной библиотеке был пожар, спасенные книги раздавали по рукам, ни у кого не спрашиваясь, иначе пропадут. Надо все приватизировать, — сказал Сергей, — не дожидаясь пожаров: научные коллекции, архивы, все-все — государство все равно не в состоянии все это содержать, то пожар, то труба лопнет...
Из семинарской среды остроумцев, фантазеров и скептиков вдруг четко выделилась группа биологов, хотя до сих пор аудитория семинара по профессиональному признаку групп не образовывала.
— А как в квартире создать режим, необходимый для сохранения клеточного материала? — строго спросил микробиолог Александр Седов.
— Нет, — твердо сказал Кирилл Михайлов, представлявший интересы всех, кто занимается пауками, бабочками, клещами, ибо для них он издает специальные журналы, — научные коллекции должны оставаться у государства. Положим, коллекция попадет в руки специалиста, допустим даже, что у него хватит места и средств содержать все, как надо, но он умрет — и наследники все загубят.
— Но у государства все равно нет средств для этого, — поддержал Чебанова московский географ Владимир Каганский. — Насчет культурных, а не научных коллекций можно апеллировать к общественному мнению, ценность Эрмитажа все понимают. А кому нужны ваши гербарии, клетки, семена? Для обыденного сознания их ценность сомнительна — к кому будете апеллировать? Я полагаю, приватизации все равно не избежать, так уж лучше сделать это превентивно, а не во время пожара.
Неодобрительное молчание было ему ответом. Конечно, Каганский — географ, он свои карты хоть в чулане хранить может...
— Знаете, надо отдавать, — решился ботаник Алексей Оскольский. — Не людям, конечно, а другим государствам, которые в силах содержать большие коллекции. США, например. Даже не обязательно их физически передавать, просто объявить их собственностью.
— Как же, отдадим! — иронизировал Владимир Каганский. — Тут же заголосим, что это национальное достояние. Мы уж лучше сгноим, но дома.
— А может, уничтожим все, что не подлежит приватизации? — продолжил свою провокацию Сергей Чебанов.
Конечно, все понимали, что это провокация, и даже слегка подыгрывали своему лидеру. Но, клянусь, было мгновение неподдельного ужаса перед судьбой их бесценных коллекций.
К их судьбе возвращались несколько раз, пока на второй день заседаний не приехал московский экономист Виталий Найшуль.
— Это очень просто, — сказал он, и биологи замерли. — Надо создать фонд научных коллекций. И фонд Эрмитажа, и фонд Третьяковки, и так далее. То, что государство не может содержать за счет обычных текущих расходов, оно наделяет собственностью, приносящей прибыль. Собственность может быть любая: земля, здания, ценные бумаги... США школы содержат за счет текущих расходов, а на колледжи денег уже не хватает. Так вот, за колледжами закрепили участки земли, сдача которых в аренду дает им средства к существованию. Образуется попечительский совет, управляющий этой собственностью, он извлекает из нее прибыль.
На самом деле «очень просто» скорее относится к экономической теории, чем к практике.
Виталий говорил, каким образом, на его взгляд, следует финансировать содержание и научных коллекций, и прочих культурных ценностей национального масштаба, чтобы максимально обезопасить их от колебаний политической и экономической конъюнктуры. Отдельная строка в бюджете, которую зубами выгрызают из правительства, за которую голодают и ложатся на рельсы, — это так называемое текущее финансирование . Каждый год за него надо драться заново, с непредсказуемым успехом. А еще есть фондовое финансирование. Классический пример — Нобелевская премия. Есть капитал; есть менеджеры, им управляющие; есть комитет, за менеджерами надзирающий; есть проценты с капитала, которые и составляют премии. Их размер колеблется, но не слишком значительно; стабильность положения нобелевского комитета не может быть подорвана сменой курса какого-либо правительства (если только, конечно, не придут большевики и не национализируют все к чертям — но вряд ли это произойдет).
Хорошо, как финансировать — ясно. А из каких источников? Опять государственных? Пересохли...
— Раньше на содержание науки, культуры, образования, здравоохранения шел поток ресурсов. Куда они девались? — задал вопрос самому себе Виталий Найшуль.
— Куда? — возмущенно повторила аудитория.
— Ресурсы шли от прибыльных предприятий, которые теперь уже приватизированы. Приватизированы без долгов, которые на них «висели», без обязательств производить отчисления на содержание культурных и научных ценностей. Все это (и многое другое) — долги государства, которые просто необходимо было раздать вместе с приватизируемыми предприятиями.
Виталий не видит иного выхода, кроме нового пересчета долгов, по которым государство, потерявшее материальную базу, просто не сможет платить, и распределения этих долгов между приватизированными предприятиями, финансовыми и прочими учреждениями. Такой пересчет в правительстве уже готовится.
Вот тогда можно будет создать, например, фонд биологических коллекций, наделить его землей, пакетом ценных бумаг или любой другой собственностью, приносящей ренту. Менеджеры будут ею управлять, попечительский совет надзирать за менеджерами, а коллекции — жить на ренту.
Там, в светлом будущем, где уже со всем и со всеми разобрались, будут коллекции и музеи не только федерального, но и местного уровня. Краеведческий музей? Архив? Да, пожалуйста! Образуем за счет местного бюджета и/или добровольных пожертвований фонд... далее см. выше.
— А если фонд разворуют? — спросила я потом.
— Ну, знаете, если ученые не в состоянии отличить крупного ученого от мошенника, когда будут выбирать попечительский совет, — это, извините, уже вопрос не к экономисту. Конечно, вся эта система предполагает определенную самоорганизацию научного сообщества. Никто в конце концов за них не решит их внутренние проблемы...
— В вашем институте могли бы разработать проект такого фонда для содержания коллекций? — неожиданно деловито спросил Сергей Чебанов.
— Конечно, — сказал Найшуль. — А есть механизм определения, какие коллекции необходимо сохранить?
— Конечно, — ответил за всех биологов Владимир Жерихин. •