Легко представить себе, со вздохом заключают авторы, обводя взглядом мертвую равнину, каким было воздействие этой углекислой отрыжки на мелководные заповедники земной жизни. Эти мелководья были попросту отравлены и погублены на корню. Те живые существа, у которых скорость обмена веществ с окружающей средой была достаточно высока и которые поэтому худо-бедно успевали выводить из организма излишние количества углекислоты, еще кое-как выжили, хотя и среди них потери достигли почти пятидесяти процентов. Но те, у которых метаболизм происходил медленно, например кораллы и некоторые виды планктона, погибли почти целиком.
Такова вкратце гипотеза Кнолля — Гроцингера, и надо сказать, теперь уже вполне серьезно, что она сразу же объяснила некоторые и ранее известные науке факты, не получавшие объяснения в «вулканической гипотезе» Ренне. Так, например, нарисованная Кноллем и Гроцингером картина различной реакции организмов с разным метаболизмом на океанскую «отрыжку» хорошо согласуется с тем, что известно науке о несходных масштабах гибели различных биологических видов в ходе пермско-триасовой катастрофы. Анализ изотопного состава неорганических карбонатов (с которых началась вся цепь рассуждений) показал, что их происхождение скорее всего действительно связано с ростом концентрации углерода в застойных глубоких водах. И, наконец, совсем недавно геологи обнаружили следы доселе неизвестного оледенения, имевшего место как раз в конце пермского периода. В то же время и у этой гипотезы есть свой камень преткновения, причем тот же, что у «вулканической гипотезы» Ренне: ей еще предстоит объяснить обнаруженный Хенком Вишером факт исчезновения земной растительности за миллионы лет до апогея самой пермско-триасовой катастрофы.
Тем не менее наличие сразу трех подозреваемых в этой ужасной истории — пангейского суперматерика, миллионолетнего вулканического извержения и гигантской океанской «отрыжки» — все-таки обнадеживает. Ведь как ни повернись дело, а уж один-то из них наверняка окажется искомым преступником (если, конечно, не отыщется неожиданный четвертый).
Утешенные этим, мы можем, наконец, повернуться спиной к унылым следам древней катастрофы, вернуться в свою машину времени и двинуться дальше вспять. В соответствии со взятой на себя ролью гида в этой «экскурсии по катастрофам» меня так и подмывает объявить: «Следующая остановка — отметка «минус 500 миллионов лет», кембрийский период палеозойской эры». Но дело в том, что в программу данной экскурсии эта остановка, строго говоря, уже не входит, ибо на ней нас ждет совершенно иная, хотя и не менее загадочная ситуация — не стремительное и массовое истребление планетарной жизни, а напротив, ее необъяснимо-внезапное и взрывоподобно-бурное размножение и усложнение — так называемый кембрийский биологический взрыв. А взрыв жизни — это вам не гибель всего живого, это, согласитесь, совсем другая история и другой рассказ...
От редакции добавим: о «кембрийском взрыве» журнал рассказывал в номере 10 за прошлый год — см. статью А. Журавлева «В середине начал». •
Р. ТАМАЙО. «Космический террор»
ПРОКЛЯТЫЕ ВОПРОСЫ
Как закручено, ведь это же надо!
Обращали ли вы когда-нибудь внимание на то( что в природе среди растений и животных довольно часто встречается форма спирали? Для английского натуралиста девятнадцатого века Альфреда Рассела Уоллеса спираль, в которую грациозно завивается раковина улитки или закручивается хобот слона, всегда казалась самой прекрасной из всех кривых линий. А немецкому поэту и мыслителю Гёте спирали, которые он наблюдал в природе, казались сложными и женственными, резко контрастирующими с твердой мужественностью прямых линий. Но самой обычной реакцией человека на спираль бывает простое удивление: «Как закручено, ведь это же надо!».
Посмотрев в микроскоп, вы можете увидеть спиралеобразные жгутики у некоторых бактерий, а взглянув темной ночью на небо, заметите спирали галактик. А как приятно. оказавшись рано утром на лугу, полюбоваться мокрой от серебряной росы спиралью паутины, старательно сотканной трудягой-пауком. В спираль закручены вершины завитков папоротника и усики вьюнов. Эта форма запечатлена и в строении сосновой шишки, и в улитке человеческого уха. Как писал в начале нашего века натуралист Теодор Кук в своей книге «Кривые линии жизни», эту экстраординарную и прекрасную формацию можно видеть во многих проявлениях органической природы.
Форма спирали так привлекательна, что люди часто используют ее в архитектуре, различных украшениях. Геометрические рисунки спирали встречаются на минойских вазах, созданных гончарами 3500 лет назад на острове Крит, а в древней Греции — на колоннах ионического ордера. В семнадцатом веке великий английский поэт Джон Мильтон в поэме «Потерянный рай», описывая Еву, остановил внимание на спиралях ее волос, которые, подобно виноградным лозам, завивались буйными кольцами. А спустя сто лет французская писательница Анна Луиза Жермен де Сталь так представляла себе развитие человечества: «Человеческий разум все время прогрессирует, но этот процесс идет по спирали».
Почему же одна из простых форм — спираль — так широко распространена в природе? Некоторые считают, что ответить на этот вопрос очень просто. Так, Рольф Синклер, руководитель физической программы, осуществляемой Национальным научным фондом США, заявил: «Понять, почему эти вещи возникают так неожиданно, значит осознать, что природой управляет невидимая рука физика и математика. Вообще в природе существует всего несколько простых уравнений, по которым все и происходит. А если так, то согласитесь, что спираль — всего лишь результат этого».
Рассмотрим случай с раковиной крупного морского моллюска наутилуса. Диаметр раковины взрослого моллюска достигает пятнадцати — двадцати сантиметров и состоит из тридцати пяти — тридцати восьми камер, разделенных мезду собой перегородками. Если допустить, что его раковина развивалась бы по прямой, то представляете, как бы выглядело это животное? Мудрая Природа выбрала для него оптимальную форму — спираль. Иного выбора в данном случае просто не могло и быть. Еще пример: смерч. Когда давление воздуха падает так низко, что возникает сильный ветер, факт вращения Земли создает мощную силу, закручивающую его по спирали против часовой стрелки в северном полушарии и по часовой — в южном.
Но на вопрос, как среди множества различных форм развития природа все же выбирает спираль, ответа пока нет. Усики некоторых сортов винограда образуют витки постоянного диаметра. Эта форма известна под названием архимедовой спирали. Раковина же наутилуса образована по форме так называемой логарифмической спирали, радиус которой увеличивается по определенному закону. Кроме того, есть еще группа спиралей, основанных на математической последовательности, в которой каждое число ряда равно сумме двух предыдущих чисел (1, 1, 2. 3, 5, 8, 13, 21, 34...). Этому математическому закону, известному под названием ряда Фибоначчи (итальянский математик, родился около 1170 года, умер после 1228 года), следуют в своем развитии многие части растений. Но значит ли это, что такая строгая приверженность к простым математическим зависимостям дает живым организмам преимущество в борьбе за выживание? Недавно американский ботаник Карл Никпас решил проверить, действительно ли листья растений, построенные на основе ряда Фибоначчи, более активно воспринимают солнечный свет? Оказалось, что это не так.