Наконец, четвертый принцип — преуспевай сам и радуйся успехам других. Это чувствовалось в тоне отзывов обоих наших фермеров друг о друге, о соседях и о коллегах вообще.
Как видим, главное — это все же люди. А представления о сказочной механизации и мощной поддержке государства оказались очередными мифами. И тем не менее, кроме импульсов, идущих от работников, внешние условия деятельности очень важны. В Америке это прежде всего — ориентация на сильных, долгий естественный отбор, оставлявший лишь тех, кто мог и хотел работать. При таких условиях, когда выживают лишь производители с надоями не менее шести-семи тысяч литров в год, подавляющее большинство наших колхозов рухнуло бы давно. Кроме того — прекрасно налаженный сбыт продукции (через хорошо поставленную информацию о ценах, договорах, аукционах и тому подобное) и инфраструктура: великолепные дороги, машины. Любая ферма доступна и включена в общую сеть поставок.
И еще одно бросается в глаза, когда ездишь по сельской Америке. Это ухоженность земли. Практически вся она в частной собственности, продается и покупается, бесхозной земли нет. Если человеку не по силам ее обустраивать, то выгоднее продать.
Что же будет в России?
Сравнения с Америкой наводят, увы, на печальные мысли. В нашем разреженном, как изящно выражаются ученые, социальном пространстве, при бездорожье и бесхозной земле любой хозяин в глубинке почти беспомощен. Американский опыт говорит, что начинать надо с создания инфраструктуры и налаженной системы сбыта и оплаты продукции, внешней по отношению к самому аграрному производству.
Ну а самое главное — продуктивность земель и скота. Без ее подъема в несколько раз, а следовательно, без совсем иных подходов, отношения к труду любое хозяйство, коллективное или частное, в новых коммерческих условиях будет убыточным. Выходит, все дело в людях, а меняются они медленно, с трудом.
Впрочем, так ли уж они плохи? Ведь россияне (оговоримся, активная их часть), попадая на Запал, прекрасно вписываются в обстановку и мгновенно усваивают принципы предпринимательства. Значит, дело не в человеке, а в соорганизации людей. Не зря говорят, что на Западе институты лучше человека, а у нас наоборот. В чем же дело? В пресловутой российской уравниловке, идущей от сельской общины и усиленной в период социализма? Или в традиционной организации труда, стремившейся занять как можно больше работников?
Кстати, много или мало людей в российских селах? Этот вопрос решает сама жизнь. При криках о нехватке работников на селе доля официально зарегистрированных здесь безработных даже выше, чем в городах. В некоторых удаленных районах она достигает десяти—пятнадцати процентов. Частью это уволенные председателями пьяницы и бездельники. Но чаще люди сами уходят из коллективных хозяйств, не оформляя фермерства, и живут на пособие да на доходы со своих участков.
Примеры американских, да и российских фермеров показывают, что это носители определенного мировоззрения, которое у нас мало кто на селе готов воспринять. Потому и первые надежды на фермеров в России не оправдались. Успехов достигали лишь подлинные энтузиасты, а на голом энтузиазме долго не продержишься. Волна бурного роста фермеров приостановилась. Большинство фермеров все больше скатываются к полунатуральному малоземельному хозяйствованию. И занимают они всего пять процентов сельскохозяйственных земель, давая еще меньше продукции. За пять лет реформ стало ясно, что российские фермеры в ближайшем будущем не накормят страну.
А что же колхозы или то, что от них осталось? Пока что это основные производители. Однако результатами реформ коллективных хозяйств в девяностых годах можно считать лишь разрушение сложившейся системы поставок и сбыта продукции и либерализацию цен. Это создало совершенно иные внешние условия функционирования агропредприятий. Не умея вписаться в новые условия, они стали резко сокращать производство, обвиняя во всех гpexax государство и реформы. К 1996 году общественные хозяйства производили около половины продукции 1990 года.
Но спасают Россию не только импорт продовольствия, но и личные подворья — огород, корова, коза, птица. В годы кризиса доля личного хозяйства в объеме продукции выросла до сорока процентов. К 1995 году почти всю картошку (88 процентов) население выращивало само. На крошечных подворьях, почти без техники оно производило две трети овощей, около половины мяса и молока. После Указа Президента о закреплении паев эта тенденция может усилиться. Но она не очень утешительна, поскольку резервы ручного труда близки к исчерпанию. Происходит вторичное малоземельное окрестьянивание России, переход к полунатуральному хозяйству, имеющий кризисную природу.
Пути выживания российского сельского хозяйства могут оказаться многообразными, если не навязывать сверху голые схемы, а учитывать сложившиеся реалии. И у каждого региона — свои пути. Недаром так различаются по отношению к реформам север и юг России, пригороды областных центров и удаленные районы.
Становится все очевиднее, что Россия обречена сочетать разные формы ведения сельского хозяйства. Коллективные формы, наряду с фермерскими, еще долго будут играть важную роль. Однако какими они должны стать в новых условиях, за пять лет не стало ясно. К сожалению, наметившиеся в 1996 году спонтанные направления их изменений, по существу, являются попытками выживания и не приводят к реальному повышению эффективности. Большинство хозяйств в целях того же выживания все больше диверсифицирует свое производство, что объективно ведет к снижению его производительности.
Угодья Мистера Харта
Как видим, социалистическая система организации труда, столкнувшись с новыми условиями, не способна меняться быстро. Может быть, она должна довести прежние принципы функционирования до полного абсурда? И лишь тогда, когда не только элите, но и народу станет очевидно, что так жить и работать нельзя, начнутся реальные перемены?
Так что не следует обольщаться. Период длительного кризиса российского сельского хозяйства и зависимости городов от импорта неизбежен. Кстати, его проходили и многие индустриальные европейские страны (Англия, Германия) с благополучным ныне сельским хозяйством. А вот насколько долгим будет этот период, зависит от обшей последовательности рыночных реформ. При колебаниях и топтаниях на месте он затянется, и саморазрушение достигнет катастрофических размеров. Нужна соответствующая ценовая и налоговая политика государства. Необходимо становление частных и кооперативных служб сбыта продукции и оптовых рынков. Именно скупщиков, перекупщиков или, как их раньше называли, спекулянтов, по-прежнему катастрофически не хватает в России. С выгодой для себя, но и не обворовывая крестьян (а это возможно только при их обилии и конкуренции), они могут избавить их от забот о снабжении и сбыте. Каждый должен заниматься своим делом: крестьянин — производить, торговые компании — покупать и продавать. Как мы видели на примере Америки, именно налаженный сбыт и полная проницаемость пространства обеспечивают фермерам необходимые внешние условия деятельности. Я уже не говорю о знаменитом российском рэкете, не пускающем продукты из провинции в крупные города. В общем, пора прекратить эксперименты и политические споры, дать людям волю и землю и платить не за деятельность, как прежде, а за результат, как делают во всем цивилизованном мире. •
ВО ВСЕМ МИРЕ
Неутешительный прогноз
Британское управление по исследованию Антарктики провело специальную конференцию, посвященную состоянию Эволюции озонового слоя в атмосфере над южнополярным континентом. Особый интерес вызвал доклад сотрудника этого управления, специалиста по химии атмосферы Джонатана Шанклина. Его прогноз основан на данных, собранных метеорологами расположенной на шельфовом леднике британской южнополярной станции Холли за последние тридцать лет. Установлено, что ежегодно южнополярной весной появление Солнца над горизонтом в сочетании с крайне низкими температурами создает условия, в которых хлор, содержащийся в стратосфере, наиболее активно разрушает молекулы озона, что и приводит к возникновению «озоновой дыры».