Начала Е. Г. Киселева писать не совсем «просто так», а с замахом на киносценарий, полагая, что история ее жизни достойна кинофильма. Лишь потом письмо увлекло ее, она продолжила записи и тогда, когда надежда на кино была утрачена. Первоначальный стимул к письму шел от TV, из «визуальной культуры». Е. Г. Киселева стала активнейшим телезрителем. Она, несомненно, смотрела телефильм века «Семнадцать мгновений весны». Русская женщина в тылу врага под грохот снарядов рожает сына. И у Е. Г. Киселевой младший сын родился 22 июня 1941 года, а через два месяца пришли немцы. Быть может, именно так и тогда она ощутила, что простая ее история заслуживает увековечения. Во всяком случае, некоторые фильмы упоминаются в тексте, например, «Подвиг разведчика». Или так: «Смотрю кино «Фиалка» и горько плачу прожитую жисть». Привычно надеясь только на себя, она стала записывать то, что помнила о войне и о себе. Записки начинаются с описания военных ее страданий, к которым она возвращается неоднократно. Она написала уже целую общую тетрадь (примерно три авторских листа), когда родилось название того, 410 хотела написать: «Киселева. Кишмарева. Тюричева: я так хочу назвать кино». Киселева, Кишмарева, Тюричева — ее фамилии: девичья да фамилии двух мужей, по мужьям она себя обозначала...
Она писала, чтобы не исчезнуть, подобно песчинке. Не напишешь — «некто невспомнитъ переживание мое после моей жизни». Уже этим написанное ценно. Но, кроме этого, мы можем многое узнать о жизни целого слоя людей.
Жизненная карта
Читая текст, мы пребываем в постоянном круговращении событий и сюжетов. Это круговращение можно понять как род игры, постоянное инвестирование желания и получение удовольствия. В фокусе рассказа Е. Г. Киселевой — если взять его как целое (отдельные куски исключительно динамичны) — не столько действие, сколько сложная вязь человеческих отношений. Иногда это вечное круговращение характеризуют как «женское время»: кольцо.
Культура с большой буквы в повседневность Е. Г. Киселевой не входит. Ее жизнь в первой своей половине протекает в мире традиционной крестьянской культуры. Она, как известно, базируется на личной связи людей друг с другом и главным образом на устной коммуникации.
Мир Е. Г. Киселевой — это мир, где все друг друга знают. Расстояния близки. Все знакомы, все в курсе «подробностей жизни»: «Илъяниха Д С, Колбасиха Е. И. бандурша Варька». Вокруг Е. Г. Киселевой незнакомых мало. Всех, о ком она пишет, она знает по имени, называет адреса, девичьи фамилии. Что бы ни случилось, тесно обступают люди, которые знакомы с ситуацией и легко «понимают».
Человек на первый взгляд неизвестный оказывается знакомым знакомых или родственником. «Когда я приехала среди ночи с детьми в Калиново слезла из брички и пошла до первой попавшей хаты постучала к людям, эти люди оказалися знакомые мне моего мужи Киселева Гавриила Дмитриевича по работе телефонистка Сорокина Валя...»
Крут родни широк: родные —все, кто близки по крови, включая двоюродных и троюродных, дальних. Сюда же входят кумовья и мужья: родной и неродной (то есть первый и второй). Здесь свято соблюдаются обычаи и ритуалы. Стыдно не прийти на похороны, даже если ты был с тем, кого хоронят, в ссоре «на всю жизнь». Соседи принимают активнейшее участие в перипетиях семейных историй. Всем известно, как и во что одели покойника.
Власть здесь тоже своя. «Начальников» знают в лицо: «...зашли начальник милиции Помазуев Николай Иванович, Шароваров Николай Стипанович и Ляхов Тимофей».
Главное содержание воспоминаний — подробности, жизнь подробна. Основное поле взаимодействий — минисообщество. Читатели записок узнают о привычках сна и еды, о трехсменке и крестьянском циклическом времени, о буднях и праздниках, рождениях и похоронах, Новом годе, днях рождения, Пасхе и Рождестве, которые на равных с Восьмым марта и Первым мая. О жизни в крестьянской избе, в пятиэтажках и барачных жилищах: «...коридор был длинный у какой комнате живет Нинка а у Нинки жила на квартире эта Мария любовница моего мужа». Мы узнаем о любви, о браке, о детях, о судьбе, о туалетах на дворе и привычках сексуальности. И конечно же, о еде: о ритуальных праздничных и вообще любимых блюдах, о пирогах, борще и прочем: «...яички свяченые, суп с гречкой и роспичатала рыбную консерву, соленые огурци, паска нарезаная», да еще «много водьки и конечно самогончикк А вот меню поминального обеда: холодец, сельдь, колбаса, картошка с мясом, мясной салат.
На карте того пространства, в котором протекает жизнь Е. Г. Киселевой, дома родственников и соседей, магазин и рынок, кладбище и больница, милиция, третья улица», куда скрываются от разбушевавшегося мужа, да Симафорная улица — род преисподней, куда, как «во Ад», спускаются сошедшие с правильного пути мужчины и женщины: изменившие мужья, женщины легкого поведения, отсидевшие. Уже во второй половине жизни Е. Г. Киселевой на этой карте появляются сберкасса и Телевизор.
Некоторые слова Е. Г. Киселева упорно пишет с заглавной буквы. Это слова, обозначающие вещи значимые, важные. Наряду с Маером (майор) и Матросом, Участковым и Алкоголиком, Евреем, Минстером с заглавной буквы пишутся Город и Война, Армия, Военкомат, болезнь Епелепсия, Шифанер (шифоньер) и Тримо (трюмо). Шахта, Ешалон, Ботинки и Немец, Отрезвитесь, Милиция, Дом-пристарелых, Брюки, Туфли и Тунеядцы, Новое, Отец, Муж, иногда Мама, а также Жизнь и Водка. В число важных вещей входят Телевизор (Цветной Телевизор) и Приемник, которые для Евгении Григорьевны явно нечто большее, чем «средства массовой информации».
Правило обозначения из текста понять невозможно. То кажется, что заглавная буква в обозначении вещей, живых для Е. Г. Киселевой. Жизнь видится пронизанной магическими токами, а мир одушевлен и заколдован. В других случаях кажется, что так обозначены не люди, но духи отношений и ситуаций, некие отвлеченные понятия, а рад их видится пантеоном богов. А то «слова» представляется возможным трактовать как систему топосов (мест) на социокультурной и ментальной карте.
В любом случае Е. Г. Киселева и сообщество, к которому она принадлежит, живут если и не в «классической» крестьянской культуре, то и не совсем в городской. Это жизнь людей из городских низов, которых принято называть то люмпенами, то маргиналами.
Рецепты для жизни
В тексте Е. Г. Киселевой обнаруживается целая палитра социальных кодов, которые можно представить как «правила» жизни. Каждый отдельный рассказ или «случай» завершает пословица. Пословица и присловье — модели восприятия мира. Они задают сам способ понимания и оценки происходящего» мораль, согласно которой судят события. Они же выступают как «объяснительный принцип». Пословица, авторский текст, ставший пословицей, миф старый и новый выступают на равных.
«Ну и ждем учерашнего дня как говорится в пословицы»; «наверно этот человек не видел смоленого зайца, как говорится у Пословице»; «хочитъ укусить да поглубже да покрепче, сломает зубы товарищ Мария, кусай меня за заднее место оно завоняет и ты больше кусать небудиш, какая дотошнотная Женщина и я то молчу, а она дает знать что непутевая девушка была, ждала хлопца у чужой женщины и еще выплывает как гамно у ведре на верьх, отето тихоня бесовесная»; «отрезана скыба от хлиба типерь ее не притулиш, прийдеш до родных дадут покушать хорошо скажи спасибо, анедадут и то хорошо»; «как говорится Жинка пока Борщъ сварит сем раз мужика обманит». А вот отсылка к литературному тексту (единственная): «Есть песня которую сочинил Тарас Григорьевич Шевченко. Люди горю непомажуть а скажуть ледащо так и мое горе наболевшое некому ненужно даже своему по крови». Вот образец мифологизации Ленина, которому приписываются слова апостола Павла «кто не работает, тот не ест»: «Ленин, говорил хто работает тот и ест». А вот свидетельство превращения текста советской песни в пословицу: «К сожалене день рождения только раз в году, я включила музыку, одиночество меня немучило».