Анастасия Баталова
Счастливые
Средь теплыни томительной, мягкой вечерней благости,
чайных роз, фонарей, трепета звёздных глаз,
не хватает тебя; крымские ночи в августе –
обрамление счастью, золото под алмаз...
Отчего никогда до краёв не бываем полными
осознанием нашей радости бытия?
Почему не стоим мы с тобою, любуясь волнами,
и приветствую море в сумерках только я?
А подумать, с тобой сложилось бы всё обыденно:
просто шли б, говорили, смотрели по сторонам,
я бы вдруг восхитилась летящей звездой увиденной,
ты б сказал, что загадывать уж не солидно нам.
Мы бы стали опять о политике и о бизнесе,
о науке всерьёз загибать, обо всём таком…
Отчего это счастья полного нам не вынести?
Не застыть вдруг на миг, осознав его целиком?
Мы ведь в мире этом огромном, прекрасном – странники,
ненадолго и случаем; брать бы, что нам дано...
Научиться бы счастье своё принимать без паники,
суеты и сомнений: оно или не оно…
Сергей Борзиков
(Ферестан Д’Лекруа)
Забытая любовь
Я был влюблён, в кого теперь не помню,
Но ей досталось меньше всех тепла,
Я стал жестоким и совсем покорным
Глупейшим шуткам фатума и дня.
В ночи живой, я засыпаю утром,
И дни мои – в пустыне миражи.
Я был влюблён, в кого теперь не вспомню,
Но точно ей я посвящал стихи.
Найти себя – как зеркало разбить,
И выйти из окна на дно морское,
Где можно не дышать, но задышав –
Войти обратно из себя в естественно пустое
Безличие толпы.
Я – скалолаз, я знаю,
Как тяжело, набравшись высоты,
Не задохнуться этой высотою,
И то, как не подъёмны в нас кресты,
Тянущие к беспамятству покоя.
Багряных рек не выдворить из вен,
И бога усмирять в себе – жестоко,
Так кто же входит в нас и требует: Иди!
Встаю. Иду к окну. И раздвигая шторы, за ними вижу сад
И в том саду её – безликую любовь, не ставшую женою.
Аля Ветер
(Александра Веретина)
***
В голове – сор и космос, устав быть насильно милым,
Так беседуют с миром самым негромким тоном.
Не отмашешься опахалом или кадилом,
Отбивая радиограммы: «Мари, мы тонем».
Я смеюсь над повтором сценария манной кашки,
Отмеряя холодные граммы – лекарств, свинца ли.
Я везунчик, всегда подмечали, рождён в рубашке,
Только жаль, как подрос, рукава за спиной связали.
Это – завтра, и послезавтра, и после, зритель.
Жизнь – игра, не на нервах если, так на контрасте.
Примитивные тесты, первичный распределитель…
Мир стабилен, а я всё с приветом суюсь, мол, здрасте!
И химеры мои – классические примеры,
Как приют находить в вечной одури и во вздоре.
Небо падает, полное хмари, примите меры.
Мы не тонем, Мари, мы так замеряем море.
Любовь Виолентова
Постмодерн
Не любовь, а игра в «ударь-и-беги».
Не железобетон, а висячий мост.
А поэты поют несуразный гимн
этой странной жизни с приставкой «пост».
Общий ангел-хранитель давно уснул –
надоело выписывать виражи.
Мы себе придумываем войну,
потому что без этого скучно жить,
мы себе придумываем – страдать,
резать вены и прыгать с перил моста.
Мы привыкли к «нет».
Мы боимся «да».
Мы хотели бы, может, другими стать,
но за бешеным вихрем ненужных дел
не умеем почувствовать:
вместо нас
этой жизнью с названием «постмодерн»
управляет
Тёмная
сторона.
Ольга Вишневская
***
Февраль. Довольно снежно и свежо,
зима узорами на окнах ставит штампы,
сидеть в своей квартире хорошо,
любуясь нимбом потолочной лампы,
качающейся тенью по стене.
Разминка зрения: налево и направо,
и холод, пробежавший по спине,
такого непонятного состава.
В нём теплится едва заметный страх
грядущих лет, эпохи, окруженья –
так возглас, затаившись на устах,
умрёт, оставив губы без движенья.
Мир катится – огромный снежный ком,