От пережитою нервного напряжения осталась только общая усталость. Я чувствовал, что мои веки тяжелеют; было тепло, от перископа шел слабый свет. Свист воздуха и жужжание жироскопов убаюкивали меня. Сквозь туман дремоты я слышал, как Этель сказала, что мы прошли четвертую часть пути, и больше ничего не слышал.
— Нет-нет, братец! Этого никак нельзя! — услышал я вдруг ее голос над самым ухом. — Ты, кажется, спишь? А если ты мне будешь нужен зачем-нибудь? Нельзя спать! Проснись!
— М-м-м!
— Неужели тебе не хочется взглянуть на Японию, которая сейчас у нас под ногами?
— К чорту Японию! — буркнул я. — Там темно и все равно ничего не видно…
Джима это ужасно забавляло. Он хохотал. Я обиделся и сказал ему что-то неприятное. Этель сейчас же остановила меня. Негр на своем месте давился и задыхался от сдержанного смеха, и, хотя я не мог видеть его лица, мне все время представлялась его неуместная улыбка. Повелительный тон сестры заставил меня успокоиться, и я, чтобы переменить разговор, спросил ее, где мы находимся.
— В нескольких милях к северу от Пекина.
И опять наступила тишина. Я вполне сознательно называю тишиной тот непрерывный шум, который окружал нас. Я так привык к нему, что больше не слышал его, так же, как мы не слышим тех привычных звуков, которые постоянно наполняют нашу земную природу.
Я долго боролся со сном. Чтобы лучше одолеть ею, я старался заинтересоваться всем, что происходило кругом; я наблюдал за своими спутниками, следил за тем, как Джим то-и-дело сбрасывал балласт, я созерцал выразительный затылок моей сестры или старался себе представить, как в городах и деревушках, которые мелькали у нас под ногами, под рогатыми крышами домиков мирно спали в своих китайских кроватях наши желтолицые братья. Но воображение без знания — ничто. Я совершенно не знал, какие у китайцев кровати, а смотреть было мало толку. Я не различал даже деревьев. Мне приходилось все выдумывать, как детям, об’езжающим чудесные страны на деревянной лошадке, не выезжая из детской.
Наконец, Этель бодро и весело провозгласила тоном слуги из вагона-ресторана:
— Прошу за стол, господа! Полдень.
— Полдень в полночь! — ворчливо сказал я.
Наш завтрак был похож на ужин. Так же был похож на него и обед. Никому не хотелось есть. Под нами проплывали последовательно Каспийское море, Турция, Греция, Калабрия, Испания и Португалия. Но видеть что бы то ни было я не имел возможности, а фантазировать уже устал. Я с раздражением отбивал дробь по нашему прозрачному полу, чувствуя, что долго не выдержу в своей узкой келье. Когда, около 12 часов, Этель приказала мне быть очень внимательным и помнить о своих обязанностях, я радостно встрепенулся. Сестра об’яснила мне, что она остановит мотор и затормозит действие жироскопов, чтобы наша машина постепенно была подхвачена движением земли и нам можно было бы спуститься в Филадельфии.
Лампа излучала свой яркий свет. Джим повернул большой выключатель и перевел несколько рычагов. В корме послышался скрип тормозов о колеса, воздух свистел все слабее и слабее, а стрелка на измерителе скорости начала опускаться.
Я крепко сжимал ручки от шнурков руля. Сестра строго запретила мне передвигать их без особого приказания. Время от времени я видел через пол блестящую поверхность океана, на которой какой-то океанский пароход проводил двойную светящуюся линию, — красную и белую.
Это положение продолжалось неопределенный промежуток времени, который показался мне бесконечным. Наклонившись через плечо сестры, я увидел, что лицо ее было встревожено.
— Дело в том, — ответила она на мой вопрос, — что мы недостаточно замедляем ход. Я боюсь, что мы пролетим мимо Филадельфии.
На часах было половина первого, а воздух свистел все еще достаточно сильно.
— Ты думаешь, — сказал я, — что нам придется приземлиться где-нибудь в окрестностях? Если это будет дальше 100 километров от города…
Негр покачал головой.
— Нет, Джим, не правда ли? — сказала сестра. — Конечно, нечего и стараться. Я слишком поздно остановила мотор.
— Ну, так что же, — сказал я беззаботно. — Остановимся позже, и вы дадите задний ход.
— Арчибальд, ты — осел! Наш аппарат — не автомобиль, а авто-иммобиль, ты сам это сказал. Для того, чтобы мы могли полететь назад, надо, чтобы земля начала вращаться в обратном направлении. Единственное разумное, что мы можем теперь сделать, эго пропустить еще раз нашу планету под нами и затормозить для спуска раньше. Пустите мотор опять в ход, Джим, и сбросьте немного балласта.