Барс не вызвал во мне охотничьей страсти. Охота на птиц представлялась мне всегда более увлекательной и интересной. Да я и не хотел встречаться с этим хищником, имея за плечами лишь дробовую двухстволку с пулями Жакана и Вицлебена. Индейка же меня взволновала до дрожи.
Я охотился почти на всех птиц Европейской части СССР. В моей коллекции был уже кавказский тетерев (самец без лиры на хвосте), были: благородный турач, редкий осоед, величественный усач, красивый джек (дрофы), черный аись подстреленный мною в Саянских горах. И вот, завтра мне предстояла первая встреча с обитательницей высочайших гор в мире — серебристо-пепельной дикой индейкой!
Я искренне пожалел в эту минуту, отчего я не захватил с собой из далекого детства сказочных сапог-скороходов, — так захотелось мне сейчас отмахивать одним шагом сразу по семи километров. А шагать приходилось все медленнее и осторожнее. Тропинка сузилась и шла по осыпи над высоким крутым обрывом. Ноги плыли за щебнем вниз, — и нужно было все время держать себя на чеку. Дорога оказалась утомительной, опасной и длинной. Но только на закате солнца я попросил у Керима передышки.
Мы были уже на значительной высоте и сели отдохнуть на крутом повороте тропинки, откуда ясно была видна вся Алазанская долина, густо прикрытая буковыми и каштановыми деревьями, дубом, липой, ясенем, орехом и диким виноградником, испещренная желтыми квадратами рисовых полей, окруженных темными кустами терновника. Дальше, серыми равнинами сожженных полей, убегала к небу Ширакская степь. Высоко над нами тяжелыми коричневыми складками висел темный горный хребет. На спусках гор, стремясь к недвижным вершинам их, кое-где негусто темнели заросли зеленого дуба. Выше — у устья — Сарыбашского ущелья— было голо, и лишь кудрявым кустарником, словно разбежавшиеся звери, разбросанно ползла ярко-желтая алыча. Дальше — рвались вверх обнаженные массивы скал самых различных очертаний.
Направо — на склоне горного ответвления— разбросалось селение Елису, старинная столица Ажарских лезгин. Я не раз ходил туда купаться в Пещерном водоёме горячего соляно-щелочного источника.
Налево — вдоль по дороге — открывалась широкая равнина, поднимавшаяся далеко вверх уступами серых каменных плит. Километрах в пяти, в конце этой площади лепилось селение Сарыбаш, в беспорядке разбросав под горой сакли с плоскими крышами. Там живет Керим.
Мы прошли вблизи этого селения вечером. Маленькая девочка, сестра Керима, сбежала с горы к нам навстречу. Она, захлебываясь от волнения, что-то говорила брату, показывая рукой на деревню. Но лезгин, погладив сестренку по голове и вручив ей сверток с гостинцами, услал ее обратно. Девочка долго и сумрачно смотрела нам вслед черными, как бусы, глазенками. Керим объяснил мне, что дома у него хворает жена.
Только сумерками мы вышли к палаткам пастухов, загонявших из травянистого межгорья баранту в узкие кошары. Пахнуло дымом, и нам навстречу остервенело залаяли собаки. Керим окликнул собак по именам: «Карабатай, Баштур!» Они замолчали, остановившись в раздумьи. Из палатки вышли два пастуха в бурках, с винтовками в руках……
— Селям алейкум!
— Алейкум селям! — обрадованно бодро ответили они Кериму и начали ловить собак, крикливо ругаясь по их адресу.
Это были тушины, одно из племен горных грузин, жители Сигнахской равнины. Они каждое лето перегоняют стада из степей в горы, где и знойным летом сохраняются сочные травы.
Их было пятеро. Все они неплохо говорили по-русски. Нас тушины встретили до крайности радушно. Напоили чаем, угостили свежим «пендырем» — молодой сыр, вкусом отчасти напоминающий застоявшуюся простоквашу. После ужина повели в ближайшую долинку и показали разорванную накануне барсом собаку. У родника указали свежие следы «марала» — так по-сибирски зовут и здесь оленя.
Через них я узнал от Керима подробный маршрут нашей охоты. С утра мы минуем последний лес. в надежде встретить козла или стадо серн, а, может быть, и медведя. Поднявшись на главный хребет, пойдем большим плоскогорьем, осматривая горные распадки: здесь могут оказаться горные индейки и звери. У солончаков должны увидать туров.
Я еще раз решился напомнить Кериму о своем заветном желаньи убить индейку. Коротко усмехнувшись, он весело закрутил головой, цокая восхищенно языком.