Не говоря уже о том, что от китайского наборщика требуется, таким образом, большое знание дела, его работа требует еще и очень утомительного физического труда: ему приходится бегать к различным шкафам бесконечной галлереи, подниматься вверх, нагибаться и отыскивать нужную литеру.
И все это надо успеть выполнить в одни сутки, чтобы можно было во-время выпустить номер ежедневной газеты.
Вследствие того, что огромное большинство китайского народа не может, конечно, выучить и запомнить все десять тысяч знаков китайской азбуки, после революции 1911 г. некоторые передовые китайские ученые реформировали китайскую письменность и оставили для газет и популярных книг только тысячи три знаков — наиболее употребительных и понятных народным массам.
В настоящее время китайский наборщик и оперирует, по большей части, с этими тремя тысячами знаков. Но и при таком количестве знаков работа китайского наборщика очень утомительна, а китайские газеты и журналы мало понятны большинству китайских крестьян и рабочих, у которых запас слов и понятий сравнительно ограничен. Конечно, это сильно тормозит общее развитие китайского народа.
Многие китайские революционеры задумываются сейчас над вопросом о китайском алфавите и его дальнейшем упрощении или даже замене китайских иероглифов простыми и немногочисленными буквами европейских народов.
ОЖИВШИЕ МУМИИ
Рассказ Макса Брод
Экскурсия студентов-датчан достигла дверей психиатрической клиники. Ее принял инспектор Ротткэй. Проведя студентов по узкому коридору, мимо вооруженных вениками и ведрами обитателей больницы в темных халатах, доходивших почти до пят, инспектор ввел экскурсантов в приемную. Здесь им пришлось ожидать, — пока инспектор разыскивал доцента.
Приемная представляла большую, со вкусом отделанную комнату, обставленную глубокими креслами. Вдоль стен, покрытых дубовой панелью, шли длинные ряды книжных полок. За открытым окном виднелась яркая зелень находившегося при клинике сада. Шестеро студентов-иностранцев, расположившись в низких, удобных креслах, с любопытством оглядывали обстановку клиники.
Через несколько минут в дверях показалась высокая худощавая фигура человека с мощным, прекрасно очерченным лбом и седой остроконечной бородкой.
— Профессор Ястроу, — проговорил он, слегка поклонившись.
Услышав это прославленное имя, студенты быстро поднялись с мест и почтительно вытянулись.
— Пожалуйста, сидите! — проронил профессор с усталой, слегка небрежной вежливостью. Он посмотрел кругом. — Коллега Геберлейн заставляет себя ждать…
Взгляд Ястроу был пристален, но в то же время далек и словно рассеян, что придавало странное обаяние его облику— начиная с неслышной легкости движений и кончая усталой хрупкостью негромкого голоса.
— Ну, обход мы все-таки начнем, когда придет мой коллега, — сказал он, вынимая из лежавшего на столе портсигара папиросу. — Расскажите мне пока, где вы побывали до сих пор? Что осмотрели?
Старший из курсантов, едва успевший сесть, поднялся снова.
— В Берлине, в Бреславле…
— Сидите, говорю вам, — прервал его Ястроу, усаживая гостя не лишенным повелительности жестом тонкой белой руки. Непринужденная любезность профессора рассеяла, наконец, северную чопорность и неповоротливый формализм его гостей.
— Затем мы осматривали знаменитый Геттингенский университет. Теперь хотим ознакомиться с вашей образцовой клиникой.
— Да ведь она ничем не отличается от других…
Студент Аксель Мунд из Копенгагена смутился и покраснел.
— Напротив, мы здесь видим много нового. Вот, например, здесь… нам бросилось в глаза… — говоривший повернулся к спутникам, точно желая заручиться их поддержкой, — то, что профессор носит такую же одежду, как и больные. Это исключительно гениальная выдумка! Недоверие психически больного к врачу, которая так неуместно разжигается и подчеркивается еще и одеждой… здесь этого нет…
Профессор Ястроу бегло взглянул на свой темно-синий халат и с усмешкой обратился к аудитории:
— Ну, если вы такую мелочь считаете достойной изучения… Нет, мои друзья, если вы действительно хотите учиться новому, вам придется пропутешествовать дальше… на юг Франции, например… в Прованс. Собственно говоря, я, лично, никогда не слыхал, чтобы там был университет. О работах, идущих оттуда, — тоже. И вы не слыхали, не правда ли? Только в Арле есть маленький исследовательский институт при старинном городском музее, с одним единственным ученым, единственным в своем роде, исключительным ученым, профессором Де-Боди. Неизвестен? О, нет! И я, пожалуй, могу вам кое-что о нем рассказать… Коллега Геберлейн сегодня особенно неаккуратен…