В это время со стороны французов послышался выстрел, другой, потом адский треск ветвей, и из лесу выскочил человек.
— Шань-Фу! — вырвалось у всех.
Да, это был Шань-Фу. Но в каком виде!
Из одежды на нем сохранился только зеленый шарф на бедрах, весь залитыйкровью. В крови были также и лицо, и грудь, и ноги. Из левой руки ручьем хлестала кровь, очевидно, из только-что полученной раны. Правый глаз был почти совсем закрыт огромным вздутым синяком. Казалось, какая-то громадная мясорубка захватила Шань-Фу и молола ею несколько! часов подряд.
Размахивая палкой, Шань-Фу бросился к тмерийцам, а вдогонку ему летели пули и щелкали выстрелы.
— Скорей, скорей! За мной! — закричал он и побежал к ущелью.
Но, видя, что за ним никто не следует, он остановился и, проведя по лбу рукой, отчего кровь не вытерлась, а только размазалась, удивленно посмотрел на товарищей. Те смотрели на него сурово, и многие сжимали в руках рукоятки ножей.
— Мы не пойдем за тобой, изменник! — твердо сказал Ли.
И другие качнули головами в знак подтверждения этих слов.
Ничего не понимая, смотрел кругом Шань-Фу, и от слабости у него кружилась голова.
— Я изменник?! — прошептал он.
— Да, ты продался французам! Это ты показал им дорогу к нам!
— А эта кровь? Кто же нанес мне столько ран?
— Это — хитрость! Ты вымазался кровью, чтобы мы не подумали, что ты шпион, но нас не проведешь. Мы не пойдем за тобой!
— Ступай обратно к белым собакам или мы живо с тобой расправимся!
— Ах, так! — в единственном глазу Шань-Фу засверкали искорки. — Это— хитрость? Так я вам покажу, на что способен Шань-Фу и что он сделал для тмерийского народа! Я покажу, моя ли это кровь или не моя! Дзе-Чжен слишком стар, чтобы итти сюда, но смотрите, что он мне дал!
Гордо выпрямившись, Шань-Фу сорвал с себя окровавленный зеленый шарф, и все увидели, что под шарфом был пояс из тигровой шкуры.
— Тайна! Он передал ему тайну! — закричали пораженные тмерийцы. — Шань-Фу — носитель великой тайны! Шань-Фу — наш спаситель!
— Да, я — носитель великой тайны. Это кто-то другой — предатель. И эта кровь моя, из моего тела. Пойдете ли вы теперь за мной?
— Пойдем, пойдем! Веди нас, Шань-Фу, носитель великой тайны!
— Так нечего медлить. Французы не заставят себя долго ждать. Эй! Сен! Ты что? Умирать задумал? Там, в ущелье, тебе приготовлена шикарная могила. Подтянись, дружище, чего пригорюнился?
— Я не о том, — ответил Сен, и вслед за другими, раздвигая ветви, полез в ущелье, но по дороге подтолкнул локтем Ли, шедшего рядом, и вполголоса спросил его:
— Ведь певца Пинга-то нет?
— Нет.
— Ну, вот!
Серо-желтые стены ущелья поднимались выше самых высоких пальм. Они так близко сходились наверху, что внизу и среди бела дня было наполовину темно. Проход был завален большими камнями и густо зарос кустарником. Шедшие впереди расчищали дорогу бамбуковыми палками.
Шагов двести ущелье шло прямо, потом круто свернуло направо и оборвалось, — как будто кто-то гигантской пилой хотел распилить весь горный массив, но пила сломалась, и допилить до конца не удалось.
Когда передние, дойдя до стены, которой кончалось ущелье, остановились обескураженные, Шань-Фу улыбнулся, насколько ему позволяли раны, и крикнул:
— Эй! Кто хочет помочь старику Сену выкопать ему могилу?! Нужно штук пять молодцов покрепче! Чего ты уставился, Сен? Верно говорю: поковыряй вот около этого куста — там для тебя приготовлена княжеская могила. Ну, кто будет помогать? Фу! Твой отец был бы могильщиком, если бы не сделался матросом. Ли! Ты, кажется, и сам не прочь лечь в могилу! Чонг! Фын-второй! Двигайтесь, двигайтесь! Палками, ножами, руками копайте скорей вот здесь!
С растерянными лицами, не понимая в чем дело, вызванные все же принялись старательно копать землю в указанном месте.
Через какие-нибудь пять минут Ли уперся рукой во что-то твердое.
— Бревно! — воскликнул он.
Скоро оказалось, что там не одно бревно, а целый настил из крепких бамбуковых бревен.
Стоявшие сзади, чтобы посмотреть выкопанную яму, бросились вперед, расталкивая передних. Произошла свалка. Шань-Фу столкнули в яму.
— Тише, тише! — закричал он. — Ведь не меня хороните! Успокойтесь! Слушайте! Французы думают, что мы здесь — в мешке. Но у меня под ногами подземный ход, ведущий в соседнее ущелье Чортова Пальца. Это и есть та великая тайна, которую мудрый Фу-Дзы завещал тмерийскому народу и которую Дзе-Чжен передал мне. Много таких ходов, почти в каждом ущельи, прокопали сто тридцать лет тому назад люди Фу-Дзы. Фу-Дзы знал, что ходы сквозь непроходимые горы пригодятся тмерийцам и не раз помогут им в беде. Разве он был неправ?.. Поднимайте скорее бревна и через эту дыру мы пройдем к Зеленой реке — к Мюонг-Баа. Да очнитесь же вы! Полезайте! Я иду последним.
Считавшие себя уже погибшими, пораженные, все еще не уверовавшие в свое неожиданное спасение, тмерийцы стали спускаться в темную зияющую яму. Шань-Фу, вдруг сильно побледневший, пропускал их мимо себя. Когда Чжо поравнялся с ним, этот мудрец, назвавший недавно Шань-Фу предателем, нагнулся к его уху и прошептал:
— Я знаю, Шань, что ты в первый раз в своей жизни сейчас солгал, сказав, что идешь последним. Прощай же, брат. Тмерийский народ не забудет твоего подвига.
Да, Чжо угадал. Когда последний тмериец исчез под землей, Шань-Фу не последовал за ним, как обещал. Стиснув зубы, он остался стоять один в Ущельи Большого Дракона, весь окровавленный.
Шань-Фу подождал, пока затихли шаги в подземном коридоре, и тогда старательно заложил отверстие бревнами, засыпал землей и утрамбовал.
Покончив с этим, Шань-Фу поднял положенную Чжо половину кокосового ореха и приступил к предсмертному обряду…
…Лебо был взбешен. Он с таким трудом загнал этих мятежников в ближайшее к Шонг-Хоз ущелье, чтобы там их всех переловить, и вдруг разведчики, посланные туда, нашли только одного полумертвого и полусумасшедшего тмерийца, плававшего в крови! Больше никого там не оказалось.
Конечно, солдаты Лебо изроют все ущелье вдоль и поперек и найдут выход, по которому удрали тмерийцы; конечно, здесь виноват не Лебо, а топограф, указавший на карте, что ущелье это — тупик, совершенно закрытый с трех сторон.
Но дело не в том. Полковник послал сегодня донесение резиденту, что мятежники уже в его руках, и он спрашивает, что ему с ними делать: избивать ли на месте или связывать и вести в Шонг-Хоэ?
Кто же теперь поверит, что у него перед глазами сто человек положительно провалились сквозь землю! Да просто скажут, что полковник Лебо выжил из ума и что ему пора подавать в отставку. Вот тебе и генеральский чин! Без сомнения, вся карьера пошла на смарку. Дернула же его нелегкая гнать бунтовщиков в это дырявое ущелье!
Но на следующее утро неожиданно вернулся один из двух посланных с донесением. Дрожа и заикаясь от пережитого ужаса и от страха перед наказанием, посланец рассказал, что, когда они уже под’езжали к Зеленой реке, он услыхал позади себя шум падения и, обернувшись, увидел, что его товарищ лежит на земле, истекая кровью, а на его лошади кто-то уносится обратно по тропинке.
Убийца захватил сумку с донесением.
Несчастный курьер валялся в ногах Лебо и умолял простить его: он здесь не при чем… Лебо прогнал его.
— Мы поговорим с тобой, когда будем в Шонг-Хоэ, — сказал Лебо.
Но полковник знал, что и в Шонг-Хоэ он не будет наказывать курьера.