Оседлал июнь коня и с рассвета властвует.
Утро нынешнего дня, Господи, да здравствует!
В зеркале вчерашних луж мирных птиц парение.
Окна всех степных станиц вспыхли на мгновение.
Мирных птиц парение…
Заиграла высь небес всеми перламутрами.
За делами славными, за словами мудрыми
Не пристало прятаться и батрацки горбиться.
— Эх, кому казённый дом, а кому и горница!..
За дела за славные…
Травами и молоком так и пахнет с пастбища.
Вон, безусый лейтенант прохромал вдоль кладбища,
Виновато, у плетня, встал, откинув палочку,
Закурил, спугнув кота, плывшего вразвалочку.
Так и пахнет с пастбища…
Мяч тряпичный на лугу запинали мальчики,
Скоро как-то вызрели в поле одуванчики.
Ветер жгучий отсечёт их шальные головы,
Станут стебли, как кресты, откровенно голые.
Ах, шальные головы!
Ровно восемь пятьдесят… Как на нервах стрелочки
Самовар. Молочный чай. Оладьи на тарелочках.
Мама моет малыша и шинель кадетскую
Стелет в ноги, не спеша, с той улыбкой детскою…
Ровно восемь пятьдесят.
Под прохладою крыльца торг идёт продуктами.
С хрипотцою, словно псы, лают репродукторы.
Не кукушка запоёт в полдень над обрывами…
Где-то там — земля в огне вспахана разрывами.
На границе
Без умолку верещит, — что случилось с птицей?
Не спокойно нынче там, на родной границе.
Стал с недавних пор такой, климат — злой и порист…
— Будь спокоен, за кордон с хлебом мчится поезд.
Что случилось с птицей?
Под тревожно-голубым, обнажённым небом
Мчится поезд за кордон с нашим, братцы, хлебом.
Где солдату разуметь? Есть приказ и — точка…
Слухи ходят, что войне кончилась отсрочка.
Мчится поезд за кордон…
Обстановка такова — разведёшь руками,
Машут нам из-за реки немцы кулаками.
Толчея и день, и ночь — прибывает войско,
И на ломанном для нас: «Русский Ванька, бойся!»
Толчея и день и ночь…
Тоньше, чем блошиный ус, стал наш мир и нервы,
Но к границе, в стан чужой, всё текут резервы.
Здесь любой мужик решит: дело видно к драке.
В волчьем вое скромно стих сонный лай собаки.
Дело, видно, к драке…
Только ли от топора кровь на плахе Польши?
Нынче в слове — девять грамм, может даже больше.
Не волнует спуск курка, сам стрелок тревожит…
Пепел опыта и мук лишь ошибки множит.
Нынче в слове — девять грамм…
В небе — чёрный генерал, его взгляд недобрый.
Марширует его полк с барабанной дробью.
На лохматом солнце штык так блестит зловеще!
Для Европы — скрыть свой стыд — нет важнее вещи.
Так блестит зловеще штык!
Покорять огнём Восток — равно плыть на рифы.
Где сидит на страхе страх, где цари и скифы,
Долго так не удержать крест меча в деснице.
Правит там с недавних пор красной колесницей
Сатана — не человек…
На Восток, мой генерал! — К азиатам в лапы!
Бог покинул Ватикан… Грязь и грёзы Папы…
С древних пор бранят все Русь женщиною дикой;
Здесь на каждый выпад пики — отвечают пикой.
На Восток, мой генерал?…
Спины горбятся держав под свинцовым гнётом,
А германцу хоть бы что, пляшет с пулемётом
Под гармошку во весь рост, и собратья рады.
Голод гаубиц бодрит: «Запасай снаряды!»
А германцу хоть бы что…
Рады, — вот она, пока, русская граница.
Завтра взвоет над рекой чёрная волчица.
Путь начертан славных битв: и лесист, и горист…
Неспокойно…
За кордон с хлебом мчится поезд.
Вторжение
— Спи спокойно, малыш, — это летние грозы,
На озимые льёт Матерь Божия слёзы.
А ведь хлебушек наш нынче вышел на славу,
И несёт ветерок на родную заставу
Цвет покосных полей…
И доносятся птиц припозднивших молебны.
Я люблю этот край васильковый и хлебный.
Сводни чешут язык: будто мальчики — к войнам…
— Засыпай, мой малыш, тихо спи и спокойно.
Разве мальчики к войнам?