Стрелковый полк
Не достать до небес — облаков грязный бинт.
Содрогнулась земля от симфонии битв.
Словно задранный волк, зло щетинится полк,
И не мыслится в толк, и сосед вдруг умолк,
И забилась в висках тишина.
Мимо серых полей и лесных деревень…
Ты потуже, солдат, затяни свой ремень.
Под разрывами бомб, в штыковую — лоб в лоб,
По кровавой пыли за рассветом в галоп
Мимо диких, в отчаянье, глаз.
Каждый краткий привал вдруг смердит, как окоп.
Врытый в землю «КВ», как раздавленный клоп,
Смотрит дулом в туман, где хохочет шрапнель…
«Hende hoch!» — шепчет мгла и бравирует: «Schnell!»
Там, за речкой, где сбита звезда…
Как попало,
вразброд,
без дистанций колонн,
Мимо станций, станиц, напролом, на поклон
К той кровавой заре, по отрогам скользя,
И которую НЕ защитить уж нельзя,
Даже если проглотит всех Ад.
Словно остров живой, презирающий смерть,
(Захлестнула сполна нас, браток, круговерть!)
Вновь отмерил наш полк отступленья шаги
От тех мест, где начало берут большаки
До могил у болотистых троп.
Пластилинили грязь и все грёзы дорог…
И кровавил ступню и рвал нервы сапог.
В горле высохшем — ком… нам бы выплеснуть гнев…
«Если завтра война…» — Столько пели мы! — Блеф!..
Голос звуком стал лопнувших струн.
Но мы живы, идём… Каждый — думкою злой.
В лунном свете наш стыд пересыпан золой.
В окна наших сердец градом сыплется боль.
Там, за гранями тьмы, снова примем мы бой
В час, когда воскрешает солдат.
— Что, Георгий, смущён, — насчёт бани, ты, как?
Знаешь, шрам на душе — хуже, чем от штыка…
— Нам пропарить бы мозг, рано нам умирать…
— Как там хлебушек наш? И здорова ли мать?
— Цел ли старый отцовский плетень?
— Вот я помню, когда это всё началось,
Под разгрузкой стоял третий день паровоз.
А неделю назад, не поверишь Степан,
Был расстрелян, как враг, уж в годах командарм, —
Завербован разведкой как будто.
— Мощным взрывом снесло крайний самый вагон,
И мы в нижнем белье, как один, все — в огонь,
Чтоб спасти важный груз и от воя — виски…
Вскоре весь эшелон разметало в куски.
Нами правили оторопь, страх.
— Помню первую кровь, в чёрном дёрне газон…
Каждый раз меня, брат, донимает мой сон:
Будто я — паровоз, мчусь по рельсам в костёр,
И чем ближе к костру, тем волненье растёт,
И я вспыхну сенинкой вот-вот…
— Ты не мучь себя так, Жорка, — не вспоминай…
Мы спускаемся в Ад, чтоб увидели Рай
Те, кто завтра, за нас, примет яростно бой,
А пока на двоих «трёхлинейка» с тобой —
Мы свободны,
мы живы,
мы есть!
Сквозь порезы траншей, жажду волчью вшей,
Сквозь кровавый позор от колен до ушей,
Братья видели дом и в свеченье Восток.
И казалось: один до крылечка бросок…
Чаще взъяривай, сердце, себя!
Затишье
Он — предсказанный год — был особенно труден.
Фронтовых, тыловых — сколько памятных буден?
Время слёз и разлук, чувства стыдные встречи…
В этот дождь, в эту дрожь окрестил свои плечи
Наш знакомый, до боли, солдат.
Тело — плавкий свинец, сердце — капсюль и порох…
Позади столько дел, впереди — полный ворох.
Давит грудь тишина… В этой паузе боя,
Как без крова щеглу, нет на фронте покоя,
Но ты рад, откровенно, словам.
Привыкай ко всему: что ты злой и голодный,
Что с тоскою знаком — с той змеёй подколодной…
Что друзей твоих — в рост — пули с жадностью косят…
Смерть отвергнуть нельзя, — да тебя и не просят,
Как героя, бесстрашье стяжать.
Против всякой хандры, на войне — папиросы…
Сколь ответить могла бы Земля на вопросы —
От времён Иоанна и злого Малюты,
До этой минуты — обнажённой и лютой…
Что важны в жизни: сила иль смысл?..
Тебе дослужиться — Нет! — Не до генерала,
До чуда, мгновенья, где бы — не умирала,
В клубах дыма окоп, журавлиная вера
Под продажный щелчок за спиной револьвера,
Осознанья единства судьбы…