Утром 20 августа я понял, что ураган; достиг своего предела. Ветер и волны со страшной силой устремились на лодку, как бы желая уничтожить ее. Однако маленький «Файркрест» продолжал нырять в морской пучине и шел своим путем так отважно, что мне хотелось петь. Вот она, жизнь!
Но внезапно разразилась катастрофа, которой я не предвидел. Был полдень. «Файркрест» шел быстро вперед. Вдруг я увидел, что прямо на лодку несется водяная гора с белым клокочущим гребнем. Волна надвигалась с грохочущим шумом.
Я быстро сообразил, что если останусь на палубе, то меня неминуемо смоет за борт. Спасаться в каюту было поздно. Если бы я открыл люк, то в этот момент волна могла залить палубу и всю внутренность лодки, и потопила бы ее.
Я чувствовал уже дыхание огромной волны — и в порыве самосохранения быстро полез на мачту. Едва я добрался до половины ее, как волна яростно хлынула на «Файркрест», который исчез под громадной массой воды и клубящейся пеной. По дрожанию мачты я чувствовал, что лодка, скрытая под водой, трещит и колеблется, сжимаемая железными тисками океана. Я ждал, будет ли она в состоянии выбраться на поверхность.
Мгновение казалось вечностью. Я крепко обвил руками и ногами мачту и не давал буре и волнам оторвать меня. Я смотрел с волнением вниз, на кипящую пену, и ждал, когда покажется палуба.
Волна схлынула. Я спустился с мачты и увидел, что волна сломала наружную часть бушприта. Груда снастей и парусов повисла сбоку лодки, и волны и ветер трепали их и ударяли обломком бушприта, как тараном, об обшивку лодки. Каждый удар мог пробить дыру в корпусе судна и пустить его ко дну.
Мачту угрожающе встряхивало. Ванты[51]) левого борта ослабли. Было весьма вероятно, что мачта сломается. Ветер с дикой силой хлестал меня по лицу.
Но раздумывать некогда. Нужно спасать судно. Прежде всего необходимо поднять на палубу обломок бушприта и упавшие за борт снасти и паруса. Но это — дело нелегкое. Палуба скользкая, и ветер дует с такой силой, что я должен ползать по палубе, чтобы меня не снесло. Приходилось все время держаться руками за ванты. Я пробовал вытащить бушприт одной рукой, держась другой за ванты. Но ничего не выходило. Тогда я привязал себя к мачте и, лежа на краю борта, стал тянуть бушприт. Лодку качало и подбрасывало на волнах. Несколько раз тяжелый бушприт едва не увлек меня за борт.
Наконец, после нескольких часов утомительной работы, мне удалось поднять на борт обломок бушприта и все снасти, которые я привязал к мачте. Наступала ночь, и я чувствовал себя крайне усталым. Я обессилел и с трудом спустился в каюту. Попробовал было зажечь огонь, чтобы обсушиться и сварить себе хоть чаю, но оба примуса не действовали. Пришлось лечь спать голодным, закоченевшим, вымокшим до нитки. Впервые за всю мою морскую жизнь я представлял из себя жалкого, несчастного моряка…
Буря продолжалась еще четыре дня. Моя лодка находилась всецело во власти волн и ветра. Я не мог управлять ею. Паруса были большей частью порваны, а чинить их у меня нехватало сил. Я ходил несколько дней мокрым. Меня лихорадило. Все время принимал хинин. Решил было зайти на Бермудские острова и там отдохнуть и выждать хорошей погоды.
Но в таком случае моя задача была бы не выполнена. Мой переход через океан ничем не отличался бы от перехода капитана Слокума, который сделал остановку на Азорских островах. Правда, он не выдержал двадцатидневной бури, а я почти что потерпел полное крушение…
Итак я решил зайти на Бермудские острова и переждать бурю. Но на следующий день она стала стихать. Когда я стал определять свое местонахождение, то увидел, что буря отнесла «Файркрест» далеко к северу — приблизительно к тем широтам, где ходят пароходы из Европы в Америку.
И действительно, 28 августа ночью, я впервые увидел пароход, весь залитый огнями. Он плыл на запад. Странное ощущение испытывал я, встретив после почти трех месяцев одиночества корабль на море. С чувством грусти смотрел я на этот пароход.
На следующий день я встретил еще пароход. Я поднял французский флаг, и, когда пароход достаточно приблизился, стал подавать сигналы руками. Вот что я сигнализировал: «Яхта «Файркрест» 84 дня из Гибралтара».
Но сигнализировать было очень трудно, так как на море была легкая зыбь, и мне пришлось, пока я махал руками, упираться и цепляться ногами за снасти.