— Ну, это несложно… Там под ящиком был помещен сильный электромагнит. Этот механизм находился в распоряжении моего лаборанта, мсье Тибо, который, кстати сказать, очень ученый человек. Он, между прочим, прекрасно знает арабский и другие туземные языки. Благодаря его помощи, я так удачно провел номер с чтением корана. Вы помните, что перед началом этого номера я надел на голову чалму?.. Под этой чалмой около уха у меня оказалась телефонная трубка. Два провода шли под одеждой и оканчивались тонкими металлическими пластинками на подошвах ботинок. А на полу сцены в щелях было заранее уложено несколько пар проволок, шедших в пристройку, где помещался Тибо. Эти проволоки оканчивались микрофоном с элементом. Таким образом, когда я, расхаживая по сцене, прикасался подошвой к проводам, получалась замкнутая телефонная сеть. Перед микрофоном сидел Тибо, а на столе перед ним лежало несколько экземпляров корана, в которых поля были обрезаны лестницей, так что вся нумерация страниц была перед глазами, и любое место в книге можно было открыть очень быстро. Тибо хорошо слышал все, что делалось за деревянной стеной, и, когда выкрикивали страницы и строчки корана, он сейчас же находил указанное место и, прочитав, говорил в микрофон. На все это требовалось несколько секунд, во время которых я как будто бы вспоминал то, что написано в коране.
Треву засмеялся.
— А ваша собака… Где она научилась арабскому языку?
— Ну, я думаю, вы догадались, что она сидела на граммофонном ящике. Она так выдрессирована, что раскрывает пасть, когда я сделаю ей знак. А пусковой механизм граммофона, связанный с небольшим электромагнитом, приводится в действие нажатием кнопки.
— А как вы умывались расплавленным оловом? — допытывался Треву.
— Этот тигель — с двойным дном, и олово проваливается вниз, а из скрытых щелей тигеля выливается ртуть, дающая полную иллюзию расплавленного олова.
— А факел?
— Факел пропитан эфиром. На один момент его совершенно безопасно можно взять в рот, — влага рта предохраняет от болевого воздействия. Пламя же, выходящее изо рта, объясняется горением паров эфира, горит оно очень недолго и потому не приносит вреда. Но, конечно, для всех этих фокусов нужна тренировка.
— А как вы зажгли воду?
— Я незаметно налил на ладонь немного эфира. Когда же Тибо налил мне воды, эфир всплыл наверх, так как он легче воды, — и, когда его зажгли, получилась иллюзия горящей воды.
— Ну, а как вы не обожглись кипятком?
— Кипятка вовсе не было. Когда вода была поставлена на огонь, я бросил в нее щепотку соды с виннокаменной кислотой… Отсюда эти пузырьки воздуха, шипение и пары, которые создали иллюзию кипящей воды. А раскаленная железная палка, которую я брал в руки, была вовсе не железная… Это — стеклянная трубка, выкрашенная под цвет железа, внутри ее находятся электрические лампочки, как в карманном фонарике.
— Еще один вопрос, — сказал Треву— и мое любопытство будет удовлетворено до конца.
— Вас интересует фокус с яйцом?
— Да.
— Это кропотливая процедура… Моя кастрюля — с двойным дном. На нижнее дно проваливаются все разбитые яйца. На один момент, если вы заметили, я прикрыл кастрюлю покрывалом и в этот момент вынул из-под стола уже готовое гигантское яйцо и положил его в кастрюлю.
— А как же вы сделали это яйцо?
— Я взял бычачий пузырь, наполнил его одними желтками и, туго завязавши отверстие, опустил в кипяток, затем осторожно разрезал пузырь и вынул круто сваренный желток. Потом я взял крепкую шелковую нить, привязал ее к толстой булавке и эту булавку загнал внутрь желтка. И, наконец, я взял еще один бычачий пузырь по размеру больше первого, вылил туда белки, осторожно опустил туда сваренный желток, подвесив его так, чтобы он был как раз посередине этого пузыря, и снова опустил в кипяток.
— Да, вы — великий волшебник! — воскликнул восхищенный Треву.
- Я отдал всю свою жизнь искусству фокусов, — самодовольно ответил Гудэн…
ОХОТИЧЬИ РАССКАЗЫ
Рассказ С. Бакланова
Там, где Кубанская степь зелеными, бархатными берегами упирается я Азовские лиманы, там, точно пушистая щетина, колышется камыш. Стеной опоясал он зеркало вод, стоит неприступной крепостью. Скоси его, сожги его — опять он встанет: выпрет из илистого дна, опять будет колыхаться пушистой щетиной.