Старатели сгрудились вокруг него. Дышут тяжело. Разговоры стихли, точно прилипли у всех языки. Золотая лихорадка трясет их. Амальгама вместе с золотом, в виде мельчайших крупинок ртути, счищается в особые ковши. Слышу, как заведующий недовольно бормочет под нос:
— Мало золота! Ртуть одна…
— Мало, мало! — зло огрызается староста артели. — А ты не каркай раньше времени. И так мои ребята носы повесили. За восемь-то ден мы два с половиной фунта золота намыли.
— А это считается плохой добычей? — спрашиваю я.
Староста удивлен:
— А неужели же хорошей? Ведь нас в артели пятнадцать человек, а некоторые со своими лошадьми. За фураж плати, за харч плати, за динамит плати, за все плати. А тебе останется коли на табачок, и за это спасибо.
Золото уносят в камфорные печи — выпаривать ртуть. Пользуясь свободной минутой, я расспрашиваю заведующего подробнее о заработках старателей. Узнаю вот что.
Среднее содержание золота в кара-башской породе от 2 до 15 грамм на тонну. Самородки встречаются редко, как исключение. Например, за весь прошлый год был найден только один самородок, в 200 грамм. Золото сдается в контору, старатели получают от 66 коп. до одного рубля за грамм, смотря по качеству золота. Но кроме этого, контора дает старателям бесплатно полное техническое оборудование штольни, и так же бесплатно они пользуются бегунной фабрикой.
Приносят из печей выпаренное золото.
— Смотрите! — кричит мне заведующий.
Я нетерпеливо заглядываю в ковш и вижу… черный порошок… Словно мелко измолотый чугун…
— Минутку терпения, — смеется зав. — Наше золото медистое — и, чтобы освободить его от примесей, мы протравляем его азотной кислотой.
Протравку производят при мне. И вот, наконец, девственным блеском засверкало чистое, освобожденное золото. Передо мной, на столе рассыпан песок, вернее, даже не песок, а пудра красновато-желтого цвета. Это властелин капиталистического мира — золото! Теперь у него одна прямая дорога — в государственные хранилища.
Я вспоминаю путь, пройденный золотом, путь от подземных недр до точных аптекарских весов, на которых его сейчас взвесят. Вспоминаю ослепшего в «падающей» башне Федорова, сошедшую с ума Катю Богданову, старателей, засыпанных обвалами в штольнях, запальщиков, разорванных взрывом динамита… Все это — жертвы «желтого дьявола»…
Покидаем мы фабрику поздно вечером. Громадная желтая луна неосторожно зацепилась за вершину Юрмы и беспомощно повисла на ней, словно оправдывая название, данное башкирами этому гиганту[37]). Где-то далеко внизу, в поселке тявкает собака, и от этого тишина здесь, наверху, кажется особенно гнетущей, настороженной. Спит у нас под ногами Соймоновская долина, закутавшись в шубу плотного тумана. Спит и лысый, мрачный Карабаш. Я долго смотрю на «золотую гору» и, подавленный ее сумрачным молчанием, с трудом воображаю, что и сейчас в недрах ее кипит работа, лязгают балодки, и стальной зуб шпура вгрызается жадно в каменное нутро горы.
УКАЗАТЕЛЬ СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ И ИНОСТРАННОЙ ХУДОЖЕСТВ. ЛИТЕРАТУРЫ (изд. «ЗИФ») с биографиями и портретами пролетарско-крестьянских писателей, критическими очерками, кратким изложением содержания книг, отзывами печати, рекомендациями политико-просветительных организаций (Главнолитпросвет, ГУС, ПУР и друг.).
Необходимое пособие для всех библиотек и читален! Данный справочник для всех интересующихся современной литературой!
1000 НАЗВАНИЙ рисунков, многокрасочные вкладки 1000 НАЗВАНИЙ
Высылается по получении 50 к. (можно марками). Наложенным платежом—60 коп.
ЗАКАЗЫ НАПРАВЛЯТЬ: Москва, центр. Псковский пер., 7. Изд-во «ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА».
НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
БОЧЕНКИНА И ХВОЩА
СЕРИЯ ЮМОРИСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ
В. ВЕТОВА
Охотничий рассказ
Не случалось ли с вами когда-нибудь в вашей жизни, что вдруг найдет на вас полоса неудач и невезений?.. Все у вас идет хорошо, пока вдруг что-то не оборвется и не испортится, и тогда у вас ничего уже не выходит, чтобы вы ни предпринимали. Попадая в такую полосу, не отчаивайтесь, терпите: ведь это только «полоса». Даю вам слово, что, рано или поздно, вы выскочите из нее. Твердо верьте, что когда-нибудь (может быть, даже очень скоро) ваш жизненный путь пересечет и «счастливая» полоса, полная удач и везений.
В тот год со мною как раз так случилось, что я попал в «несчастную» полосу. Для охотника это всегда особенно чувствительно. Несмотря на дивную погоду и обилие дичи, мне в эту осень форменно не везло: то на смерть подраненная лиса уйдет в нору перед самым носом, то подстреленного зайца разорвут и поедят мои же собаки, а то, неизвестно почему, охромеет любимая гончая, или у ружья во время охоты сломается боек… Словом, я попал в ужасно «несчастливую» полосу, но, твердо уверенный, что ей придет конец, я решил перебить и переломать ее во что бы то ни стало — и настойчиво продолжал ходить на охоту.
В тот день, когда со мной это случилось, я почему-то был уверен, что, наконец, выскочил из злополучной полосы неудач. Уж очень настроение у меня было хорошее!
Была одна из первых порош, которые так дороги охотникам, и которые надолго остаются у них в памяти.
Еще по дороге в Кибенский лес я в поле застрелил, прямо с лежки, здоровенного, редкостного русачищу, кило на пять-шесть. В таких зайцах одного сала бывает на полкило, а не успел я войти в самый лес, как моя гончая «Докука» подняла другого. Второй русак оказался, что называется, «грамотным» и поводил-таки и Докуку и меня самого, прежде чем попал мне на мушку и, наконец, очутился у меня за спиной. А тут моя неутомимая гончая напоролась на лисицу, и опять пошла у нас потеха.
Лиса попалась тоже матерая, повидавшая на своем лисьем веку не одну гончую собаку. Как я ни ухитрялся, долго не выходило у меня ничего. Много раз в этот день хитро обманывала лиса нас с Докукой.
Докука гонит по горячему следу, а лисица вдруг повернет и пойдет своим следом прямо навстречу собаке. Скрываясь за чащей кустов, она внезапно сделает громадный прыжок в сторону и рядом пропустит мимо себя разволновавшуюся собаку. Докука — старая, опытная выжловка. За свою собачью жизнь она уже перегоняла не один десяток лис и, можно сказать, собаку на них съела… Конечно, она скоро разбирается, в чем дело, и вновь попадает на верный след.
Лисица кружит и путает в самой чаще, не желая выйти на открытое место. Докука нажимает. Лиса решается. Вот она неожиданно появляется передо мной, шагах в шестидесяти. В тот миг, когда ружье ловко подпрыгивает, чтобы встать в мое плечо, в этот миг зеленые глаза зверя встречаются с моими. Это всего лишь миг, какая-нибудь десятая доля секунды, но этого вполне достаточно, чтобы сделать промах по хитрой обманщице: она как будто кидается влево, а на самом деле уходит вправо, в густую чащу осинника, обманув меня своим пушистым хвостом…
Минут через пять я вижу ее уже позади себя. Она дует чистым полем, направляясь в соседний Александровский лес. Смешными, неторопливыми скачками идет она, поминутно останавливаясь и оглядываясь назад, не видно ли собаки, при чем высоко приподнимает свою хитрую мордочку. Докука соображает, в чем дело, и мчится полем за лисой, заливаясь певучим альтом…
Иду в Александровский лес. Лисица крутит там часа полтора, и крутит так мастерски, что мне невозможно с нею ничего поделать.
Вот лиса и Докука несутся обратно в Кибенский… Бегу туда же. Убитые русаки дают себя знать и больно режут мои плечи ремнями. Лиса на малых кругах ходит в самой густой чаще. Она начинает уставать. Вот она переходит в ельник. Теперь я, наконец, понимаю ее тактику. Я заползаю в самую чащу и ложусь, поставив ружье в узкую прогалину. Лежу так с полчаса в мокром снегу, не отрывая глаз от узкого коридорчика между елок. Теперь я знаю, что нужно только терпение, и терпение мое вознаграждено: утомленная и вымотавшаяся лиса бесшумно появляется сбоку. Она сама становится под мушку уже наведенного ружья, и мне остается лишь спустить уже взведенный курок, что я и делаю.