Глухая ночь. На кораблях недавно пробили четыре склянки (два часа пополуночи). Эскадра спит. Бодрствуют лишь вахтенные.
Вдруг меж спящими судами понеслась стрелой легкая шлюпка. От бешеного разгона сердито журчала под носом вода. Но гребец только один, — офицер. Луна играла на галуне эполет.
По эскадре, от судна к судну, перекличкой понеслись окрики вахтенных:
— Кто гребет?
А с двойки в ответ:
— Мимо!
Лишь у флагманского фрегата затормозила шлюпка и с разбегу ткнулась в борт.
— Кто гребет? — встрепенулись вахтенные и на флагмане.
— Офицер с корабля «Александр Невский»! К адмиралу!
Поднявшись на фрегат, прибывший офицер взволнованно подбежал к вахтенному начальнику:
— Господин лейтенант, я — мичман Стуга с «Александра Невского». У нас на корабле бунт! Разбудите адмирала!..
Когда перепуганный сонный Гейден выбежал в кают-компанию, там был уже и начальник штаба эскадры, капитан 1 ранга Лазарев. Тотчас же началось совещание, на которое были приглашены некоторые командиры судов, поднятые с постелей. Эскадра проснулась, заволновалась. Но офицеры загнали всех подвахтенных матросов опять вниз. А виновник переполоха, трехдечный[17]) 120-пушечный корабль «Александр Невский» по внешнему виду был так же тих и спокоен, как и остальные суда эскадры.
Ночь связывала адмиралу Гейдену руки. Он решил выждать утра. Между тем, нач. штаба Лазарев, собрав сведения о причинах бунта на «Александре Невском», сообщил подробности адмиралу.
Брожение экипажа началось тотчас же по выходе корабля из Кронштадта. А длительный, тяжелый поход и затем военная обстановка только подлили масла в огонь недовольства. Кроме мордобойства офицеров (особенно отличался мичман Стуга), команду без стеснения обворовывали в продуктах в пользу офицерского камбуза[18]). 20 декабря 1827 г. экипаж, выведенный из терпения, взбунтовался— и в виде протеста отказался брать койки. Боцман Астафьев взял было свою, но у него ее вырвали и выбросили за борт. Увещания командиров никакого результата не дали. Команда отказывалась покинуть верхнюю палубу…
Рано утром, тотчас после подъема флага, от флагманского фрегата отвалила и понеслась к мятежному кораблю белоснежная гичка[19]) адмирала. Поднявшись на палубу «Александра Невского», старый «волк» Гейден с одного взгляда оценил серьезность положения. Команда, сбившись на юте[20]), как стая затравленных зверей, угрюмо и злобно глядела на адмирала и его блестящий штаб. Гейден понял, что эти, доведенные до отчаяния люди, готовы на все. И он решил пойти на хитрость, на предательство. Какое было дело ему, наемному кондотьеру[21]) — голландцу на русской службе — до страданий крестьянина-матроса! Ласково полилась речь адмирала. Он обещал сейчас же, не сходя с корабля, ознакомиться с их жалобами и сейчас же наказать виновных офицеров.
— Спускайтесь спокойно в свои кубрики[22]) и жилые палубы, — ворковал адмирал, — и будьте уверены, что я накажу ваших обидчиков.
Полуобезумев от злобы и страха, издерганные бессонной, тревожной ночью, матросы попались на удочку старого хитреца. Но лишь только они спустились вниз, выходы были заняты офицерскими караулами. Командир корабля подал, между тем, адмиралу список на 14 человек, «подозреваемых быть зачинщиками». Когда зачинщиков вывели наверх и посадили на гребные суда, остальная команда корабля, в количестве 500 человек, бросилась к выходам.
— Мы их не отпустим!.. Они не виноваты!.. — бесновались у дверей матросы. Но, натолкнувшись на дула офицерских пистолетов, попятились назад. В результате этого второго возмущения наверх вывели еще 6 человек.
Когда лодки с «зачинщиками» отчалили от «Александа Невского», товарищи их бросились к люкам и плача кричали: — «Братцы, не выдадим!.. Пусть всех забирают… Вместе погибать!..»
Вся эскадра, затаив дыхание, следила за шлюпками, увозившими смелых мятежников на «Азов». Матросы остальных кораблей, не обращая внимания на брань и удары офицеров, облепили люки и пушечные порты. Что пережили они, видя как братьев их везут на смерть?..
1 апреля 1828 года по Валетскому рейду раскатился пушечный выстрел. Это начали читать приговор по делу бунтовщиков с «Александра Невского». Приговор был таков:
«Наказать смертью, по жребию, каждого десятого человека по именному списку всех нижних чинов команды «Александра Невского»…
Но, к счастью, этот варварский приговор не был приведен в исполнение. Команда корабля тоже отличилась под Наварином и даже захватила турецкий флаг. Поэтому смертная казнь была заменена битьем шпицрутенами и ссылкой в Нерчинск на вечную каторгу, то-есть смерть мгновенная была заменена медленным гниением заживо в рудниках Сибири.
Восстанием на корабле «Александр Невский» закончим историю матросских мятежей в русском флоте парусной эпохи. Но и позже мятежи во флоте, конечно, не прекращались; правда, они не были уже такими сплоченными, но зато носили несомненно революционную окраску. Перейдем к событиям 1905-6 года, которые ознаменовались рядом восстаний на кораблях как Балтийского, так и Черноморского флотов.
Русско-японская война, начатая царским правительством в 1904 году, привела страну к ряду позорных поражений; достаточно вспомнить хотя бы разгром японцами русского флота у Цусимы. Из-за этих поражений царская власть окончательно потеряла всякое доверие у широких масс населения. Повсюду росло революционное настроение. И моряки, вместе с передовой частью рабочего класса, были первыми буревестниками революции. Они вписали в историю первой русской революции неизгладимые и красивейшие страницы.
Первым и наиболее серьезным событием во флоте было «потемкинское» восстание.
В понедельник 13 июня 1905 года, рано утром, один из самых крупных броненосцев Черноморского флота «Князь Потемкин-Таврический» пришел в бухту острова Тендер для практической стрельбы. Броненосец провел ночь в бухте, а во вторник 14 июня на борту его разыгрались исторические события.
От мелочей до великого один шаг. Все дело началось из-за червивого мяса, привезенного на броненосец для матросских котлов. Команда отказалась есть червивый суп, и, когда настал час обеда, никто не пошел за своим баком (чашкой).
Так началась потемкинская трагедия…
Через несколько минут вся команда броненосца была уже выстроена на юте.
— Вы, кажется, недовольны супом? — обратился к матросам командир Голиков.
— Ешь сам, дракон! — бросил кто-то из задних рядов.
— Кто согласен есть суп, пусть станет сюда! — продолжал командир.
Лишь кондуктора да несколько унтер-офицеров выступили вперед. Остальные матросы остались на месте.
— Позвать караул! — закричал Голиков. Матросы увидели, что начальство шутить не собирается, и заколебались.
— Ребята, отходите к орудийной башне, — сказал уже задумавший что-то Афанасий Матюшенко, впоследствии главарь восстания.
Матросы лавиной бросились к башне 12-дюймового орудия. На месте остались лишь человек 20–30 из задних рядов, замешкавшихся и не успевших присоединиться к товарищам. Но едва они тоже двинулись к башне, дорогу им заступил старший офицер броненосца Гиляровский.
— Стойте на месте! Караул, вперед! Боцман, принесите брезент!..
Брезент на судах заменяет саван. Им прикрывают перед расстрелом осужденных. Гиляровский решил, видимо, вырвать с корнем дух мятежа. Хотел ли он действительно расстрелять матросов, или же думал разыграть комедию, чтобы напугать их, — неизвестно. Эту загадку он унес с собой на дно моря.