Осман, точно прощаясь с солнцем, с небом, с далью синевшего Босфора, за которым начинались холмы родной ему Анатолии, с отчаянием оглянулся и с ужасом увидел, как редифы, стоявшие у стены, взяли на прицел ружья и направили их на группу штатских. И в тот момент, когда он входил в низенькую комнату с толстыми решетками на окнах, до его слуха донесся нестройный залп винтовочных выстрелов и протяжные стоны.
Стоны вскоре прекратились, и со двора послышалась мерная дробь барабана, тяжелая поступь солдатских сапог и окрики офицеров.
VII. Казнь Османа.
— Такая же участь ждет и тебя, анатолийская змея, если ты не выдашь врагов султана!
Молодой щеголеватый офицер, по внешности и манере говорить подражавший злому гению Турции — Энвер-бею[45]), сурово глядел на него и кусал свой длинный ус.
Осман гордо взглянул на офицера. Осман дал обещание не отвечать собакам падишаха — и упорное молчание самсунского лодочника приводило в бешенство щеголеватого турка.
Молодой каикджи невольно вздрагивал, когда грубый офицер начинал топать ногами, ударять рукояткой револьвера по столу, угрожая пытками. Он устремлял взгляд на просвет неба, видневшийся сквозь решотки окон, словно радостные лучи солнца давали ему силы слушать гневные выкрики взбешенного младотурка.
Целый час длился допрос. Целый час говорил офицер. И ни щедрые обещания награды, ни угрозы немедленной смерти, ни клятвы в освобождении за выдачу «сообщников» — ничто не могло заставить самсунского каикджи нарушить молчание, хотя бы случайным звуком.
Осман стиснул зубы и с ненавистью взглянул на офицера. И следователь понял, что скорее стены комнаты начнут рассказывать ему про стоны и проклятия, которые посылали пытаемые по адресу султана, чем молодой анатолиец исполнит его желание.
Он с холодной учтивостью поднялся с табуретки и крикнул албанцев. Затем, спрятав револьвер в кожаную кобуру, висевшую на блестящем лакированном поясе, перетягивавшем тонкую, стройную талию офицера, и обтерев надушенным платком вспотевший лоб, следователь широко расчеркнулся на бумаге, приложив к ней красную печать.
Эту бумагу он передал албанцам и указал на двор.
Осман понял, что ждет его там. Медленно повернулся на расслабленных ногах и, точно раздумывая о чем-то, решительно тряхнул головой и пошел…
Гулко раздавались тяжелые шаги албанцев под низкими сводами холодных коридоров. Из маленьких дверей, пробитых в стене, то входили, то выходили отдельные арестованные в сопровождении заптиев и редифов. Эта была революционная константинопольская молодежь: студенты, моряки, рабочие. Всех их глотали каменные стены, за толщей которых глохли звуки жизни…
Осман и его стража быстро прошли коридор и стали спускаться по ступенькам. На бетонной площадке, у дверей, ведших во двор, албанцы остановились, чтобы пропустить двух рослых редифов, сгибавшихся под тяжестью носилок.
Осман, мысли которого в эти минуты были далеко от жизни казармы, увидел, как офицер с брезгливой миной подошел к носилкам и двумя холеными пальцами приподнял грязную рогожу.
Каикджи на секунду задержал взгляд на бледных чертах окровавленной головы мертвеца; потрясенный внезапными воспоминаниями, он опять окинул быстрым взором скорченное тело и, не выдержав неожиданной встречи, закричал гневно:
— Ариф! За что они тебя убили?!
Этот отчаянный крик быстро облетел проходы коридора, заставил вздрогнуть албанцев и вызвал гримасу удовольствия на лице офицера. Он с любопытством и надеждой уставился на дрожавшего Османа. Враг потерял все свое самообладание, всю свою выдержку и обливался горькими слезами. Такой человек должен заговорить!
И гордый своим искусством выведывать тайны, гордый победой над несокрушимым духом анатолийского рыбака, спасшего заклятого врага младотурок — Фуада, следователь обратился к нему и, с возможной для него лаской в голосе, повторил слова обещания:
— Скажи, где скрываются твои друзья, и ты получишь свободу!
Звук льстивого голоса младотурецкого офицера заставил оторваться Османа от трупа. Он в последний раз склонился над телом друга и, не глядя в сторону ожидавшего ответа младотурка, быстрыми шагами направился ко входу.
Осман торопливо шел через двор, направляясь к кучке редифов, осматривавших свои винтовки. Минуты колебания, минуты слабости, уступали перед силой ненависти к заклятым врагам, убийцам Арифа и тысяч других молодых жизней.
И, когда раздалась команда и винтовки уставились в его грудь, Осман в последний раз глубоко вдохнул в себя смолистый запах кипарисов, вечнозеленого мирта, голубого пролива…
СТО ДНЕЙ
В АТЛАНТИЧЕСКОМ ОКЕАНЕ
Спортивно-морской рассказ Алена Жербо
В настоящее время совершает путешествие вокруг света на маленькой парусной лодке молодой французский мореход Ален Жербо. В 1924 г. Ален Жербо переплыл на этой лодке через весь Атлантический океан, из Европы в Америку, пробыв в океане совершенно один в маленькой лодке сто дней. Это плавание даже в наши дни является настолько смелым и рискованным, что заставило заговорить о себе весь спортивный мир.
О своем плавании Ален Жербо написал книгу, которая была переведена на многие европейские языки. В ней Жербо просто, нисколько не рисуясь, рассказывает о своих приключениях и переживаниях. Выдержки из этой книги мы и печатаем ниже.
Прежде чем рассказывать о моем плавании, нужно познакомить читателя с моей лодкой. Зовут ее «Файркрест». Это слово можно перевести как «Огненная волна». «Файркрест» построена в 1892 г., значит, она живет уже тридцать три года. Возраст почтенный.
«Файркрест» имеет одиннадцать метров в длину, а наибольшая ее ширина — два метра с половиной. Чтобы эту скорлупу не могли опрокинуть морские волны, она имеет свинцовый киль весом три с половиной тонны и, кроме того, три тонны внутреннего балласта. На палубе только два иллюминатора и две рубки, которые плотно закрываются, так что вода почти не может попасть внутрь лодки.
«Файркрест», имеет одну мачту, и вся лодка построена из крепкого дуба, а панели кают сделаны из красного дерева и клена. Внутри лодки — три каюты. На корме — каюта с двумя койками и умывальником, в средине — каюта-столовая, там стоит стол и шкап с книгами. Наконец, на носу — каюта-кухня и склад провизии.
Состав моей библиотеки по необходимости ограничен, и поэтому я взял с собой только «приключенческую» литературу и несколько моих любимых поэтов. Из авторов, взятых мною, назову прежде всего Эдгара По, затем Клода Фаррера, Жозефа Конрада, Стивенсона и Джека Лондона — великого мастера небольших рассказов.
Конрад и Стивенсон вселили в меня пылкую любовь к морю, хотя впервые любовь к нему зародилась у меня еще в раннем детстве, когда я смотрел в Сен-Мало, как суровые бретонские рыбаки снаряжают суда в опасные плавания к Нью-Фаундленду или к обильным рыбой водам Исландии.
И уже тогда я мечтал о том, что, когда вырасту большой, куплю небольшое судно и стану моряком. Теперь моя мечта осуществилась. Я имею судно. Правда, это судно лишь небольшая гоночная лодка, но все-таки на ней я могу пуститься в море…
В апреле 1924 г. я стал готовиться к путешествию. Моя лодка стояла в Каннах, на Ривьере. Я стал заготовлять припасы. Погрузил на «Файркрест» 300 литров воды, 40 кило солонины, 30 кило морских сухарей, 15 кило соленого масла, 24 банки с вареньем и 30 кило картофеля.